Вероника удивленно подняла бровь.

– Разве ему нужно это делать? Я-то считала, что его значительные успехи говорят сами за себя.

– Можно сказать и так. – Миранда немного помолчала. – Честно говоря, он старается доказать это не только братьям, но и себе тоже.

– Я что-то не замечала у него отсутствия самоуверенности. – Вероника, сама того не замечая, произнесла это тоном защитницы. – Порой он очень высокомерен.

Миранда удивленно посмотрела на нее.

– Ну да… – Она вздохнула. – Я могу и ошибаться – мы ведь мало виделись с ним последнее время.

– Я знаю. – Вероника похлопала Миранду по руке. – И… спасибо вам.

– За то, что опутали вас семейными делами?

– Нет, дорогая. – Вероника сжала ей руку и улыбнулась. – За то, что вовлекли меня в… эти дела.

Миранда пристально на нее взглянула, потом тоже улыбнулась, а у Вероники было такое ощущение, что она прошла проверку и получила одобрение.

Подошли мужчины, дамы радостно защебетали и вели себя почти как дети. Себастьян встретился с Вероникой взглядом и улыбнулся. Лицо его раскраснелось от холода, голубые глаза весело блестели.

– Мы нашли елку, которую выбрал лесник, и детям она понравилась. Но разумеется, ее не срубят до завтра. – Себастьян нагнулся и прошептал Веронике на ухо: – У меня есть лесник.

– Неужели? – Она не удержалась от улыбки.

Веронику потянула за подол маленькая Эмма.

– Это такая традиция, тетя Роника.

Вероника улыбнулась:

– Какая традиция, детка?

– Мы должны сказать, нравится нам елка или нет, – объяснила шестилетняя девочка.

– Елка должна понравиться самым младшим в семье, – заявил Питер. В свои десять лет он был самым старшим из детей. – Мама говорит, что так было сто лет назад, даже больше, еще когда она была девочкой.

– С тех пор, когда она была девочкой, прошло все-таки меньше, чем сто лет, – пробормотала Диана.

– Так положено. – Уильям, второй по старшинству – он был на год младше Питера, – с важностью скрестил руки на груди. – Потому что это – рождественская елка.

– Ее срубят для Рождества, – повторил самый младший Ричард таким тоном, словно не был уверен, что новая тетя правильно поняла значение елки. Глядя на старшего брата, он тоже принял важный вид.

– Ну, раз мы все согласны, что очень важно найти подходящее дерево… – Диана сделала знак одной из нянь, – я думаю, что тот, кто первым добежит до дома, получит специальное угощение от кухарки вашего дяди Себастьяна.

Мальчики переглянулись и со смехом понеслись к дому.

– Мамочка, – Эмма сердито посмотрела на мать, – это нечестно. Они старше меня и бегают быстрее. Я не смогу победить.

Диана улыбнулась.

– В один прекрасный день мальчики будут из кожи вон лезть, лишь бы ты победила. Беги вперед. – Подошла няня и взяла девочку за руку. – Я уверена, что у кухарки найдется что-нибудь вкусное и для тебя.

– Нам всем хочется чего-нибудь вкусного. – Себастьян опустил на землю корзинку и обнял Веронику за талию. – Я уже успел сказать, что на морозе вы выглядите еще красивее? – Он с улыбкой смотрел на нее.

– Себастьян. – Она попыталась отодвинуться от него. – Сейчас же прекратите. Господи, вся семья смотрит. О чем вы думаете?

– Я думаю о том, что вы – самое лучшее, что произошло в моей жизни. – Он говорил очень тихо, чтобы никто не услышал. – И не забывайте, что мы – новобрачные. Нам подобает так себя вести.

– Все равно… – Она снова его оттолкнула, но не столь решительно.

– Вы – тот подарок, который я всегда хотел получить на Рождество.

– Себастьян!

– Хотел получить что-то особенное…

Она не могла не засмеяться.

– Ваши родные…

– Мои родные одобряют традиции[7]. – Не выпуская ее из своих объятий, он наклонился, схватил охапку зеленых веток из корзинки. Это оказалась омела.

Вероника перевела взгляд с омелы на его глаза… и сдалась.

– Ну хорошо, раз это традиция. – Она обвила руками его шею и притянула к себе.

Их губы встретились, и все вокруг отступило на задний план. Он крепко ее поцеловал, а она забыла обо всем на свете, кроме его губ на своих губах, его рук у себя на талии, тепла его тела.

Кто-то кашлянул у них за спиной. Себастьян поднял голову и отпустил ее. У нее пылало лицо, и она боялась, что не устоит на ногах.

– Себастьян. – Голос Эдриана звучал строго, как у человека, привыкшего отдавать приказы. – Пожалуйста, дай мне омелу.

– Эдриан, ты же не… – вмешался Хью.

– Дай мне омелу, – повторил Эдриан. Все застыли, а Себастьян передал брату зеленые ветки. – И нечего на меня так смотреть. Я просто хочу поцеловать свою жену, как сделал ты. – И улыбнулся Эвелин. – Ты меня вдохновил.

Себастьян от неожиданности приоткрыл рот.

– Эдриан, – с притворным ужасом сказала Эвелин, – на глазах у всех? – Глаза у нее возбужденно блестели.

– Но это же Рождество. – Он повесил ветку омелы себе на голову. Эвелин со смехом подошла к нему, положила ладонь ему на щеку, заглянула в глаза и поцеловала его.

Вероника подавила вздох. Вот это любовь! Она посмотрела на Себастьяна, и сердце у нее затрепетало.

– А тебе не нужна омела? – спросила Бьянка, обращаясь к Диане.

– Не говори ерунды, – отмахнулась Диана и быстро направилась к дому. – Мы же видим, чем это чревато. А у нас дети.

Джеймс усмехнулся, выхватил ветку омелы у Эдриана, подмигнул Себастьяну и побежал следом за женой.

Эдриан захохотал, взял Эвелин за руку и пошел за ними. А Себастьян подхватил под руку Веронику. Если бы Вероника не оглянулась, то не увидела бы, как Бьянка, Хью и Миранда провожали всех печальными взглядами, возможно, сожалея о том, что многое потеряли, повинуясь гордости или гневу. Вероника поймала взгляд Хью, и он пожал плечами, словно все происшедшее не имело никакого значения.

Завтра канун Рождества, и они все будут украшать елку, которую установят в большой зале. Вероника не помнила, когда с таким нетерпением ждала Рождества, но в этом году… в этом году все изменилось. В этом году она с семьей, которая оказалась вовсе не такой уж добропорядочной, как ей говорили. И с мужчиной, который был более добропорядочным, чем можно предположить. Все это приводит в замешательство.

Себастьян целовал ее так, словно имел на это право. Словно она принадлежит ему. И помоги им Боже, она целовала его в ответ, прямо на глазах у его семьи, точно так же… словно он принадлежал ей.