– Слушай, мне завтра на оценку ехать, но я с утра заскочу. Если что – мобильник под рукой. До меня не дозвонишься – Лора всегда на связи. Не стесняйся.

– Ладно.

– Зря ты Лоре не доверяешь, Ник.

Дэниел повернулся к двери, явив рельефные очертания ствола в заднем кармане.

– Недоверие – черта семейная, – бросила я ему вслед.

Он только головой качнул, а шаг не замедлил.

– Дэниел!

Он обернулся.

– Спасибо, что приехал.

Он махнул рукой – мол, пустяки. И вышел. Дошагал до внедорожника, оперся обеими руками на капот.

– Заявления на опекунство готовы, Ник?

– Одно готово. Второе в работе.

Дэниел кивнул.

– Пистолет – папин. Я подумал, что в его состоянии это игрушка опасная. И забрал. Еще выстрелит ненароком сам в себя. Или в кого другого.

* * *

Наш отец злоупотреблял спиртным. Не всегда приходил домой на ночь. Забывал купить продукты. По его милости мы были предоставлены самим себе. Нам повезло. Теперь, десять лет спустя, кое-что повидав, я понимаю: нам повезло.

Чего не скажешь о Коринне. Мы тогда не знали. Коринниного отца расколола Ханна Пардо. Всю его подноготную раскрыла. Умела за нужные ниточки дергать. А наводку ей дал мой отец – многозначительно понизив голос, когда произнес: «Это проблема семейная».

У Прескоттов, кроме Коринны, было еще двое детей. Коринне одиннадцать стукнуло, когда родился Пол-младший; она его называла ПМ. Еще через два года появилась на свет Лейла. В год пропажи Коринны ее братишка и сестренка были совсем малышами – одному семь, другой пять. Стойкие дети, сказала про них Бриксу Ханна Пардо; молчаливые и стойкие, такие редко встречаются. Брикс эту характеристику передал всем, кому только мог. ПМ с Лейлой отвечали на Ханнины вопросы, сидя на белом диване в гостиной; мать Коринны обносила всех лимонадом. Дети взглядывали на отца – «Что говорить, папа?». «Вам случайно не показалось, – спрашивала Ханна, – что Коринна грустная или на кого-нибудь обижена? Может, она жаловалась? Постарайтесь вспомнить. Даже самая малость поможет найти Коринну». ПМ и Лейла подняли глазенки на Пола Прескотта. И этим ответили на вопрос.

* * *

Мать дважды водила Коринну в больницу. Выписки из медкарты Ханна Пардо зачитала мистеру Прескотту вслух. В первом случае речь шла о вывихе локтевого сустава (версия Коринны: неудачный прыжок из окна). Второй случай – рваная рана на голове, у линии волос («У реки дурачилась, поскользнулась на камнях, будь они неладны»).

– Да, – сознался Пол Прескотт. – Да, детектив Пардо, это моя вина.

Он пустил крупную, мутную, крокодилову слезу. Ханна Пардо вызвала Брикса с Фрейзом – не сомневалась, что Пол Прескотт и в остальном сознается.

Пол Прескотт был не из тех пьяниц, что, вроде моего отца, тихо набираются в пабе. Нет, он пил виски дома, в гостиной, чтобы под рукой вовремя оказались те, на ком можно сорваться. И впрямь – к чему негатив в себе накапливать?

– Я ее не порол, – заявил Пол Прескотт. – Никогда.

Мать подтвердила: порки не практиковались. Он лишь реагировал на дерзости дочери. Однажды с лестницы ее столкнул. Всего один раз. Тогда-то Коринна и вывихнула локоть.

Хватка у него была бульдожья. А еще он бросался тарелками. Не в детей, нет. Метил в стену – но так, что тарелки свистели между их голов. Один раз промахнулся. Часто грозился, и Коринна выработала иммунитет к угрозам. А заодно и к трепету птичьих крыльев по стеклу, и к птичьей агонии под лопатой.

Она убегала из дома ко мне, утверждала, что у нас «планы». Теперь-то я понимаю, что скрывалось за ее словами. «Совсем память отшибло, да?» Еще бы. Вечеринка с ночевкой. В нашем доме.

Сначала я велась на это, затем прекратила. Я тоже ее отталкивала.

В доме Прескоттов искали следы крови. Это послужило бы доказательством того, что имел место другой инцидент, что Пол Прескотт скрывает нечто страшное.

Не представляю, чтобы Коринна и в больнице врала, говорила врачу: «А это я упала. Лезла из окна, оступилась». Не допустила бы она, чтобы отец вышел победителем. Мое воображение не могло нарисовать Коринну трусящую, Коринну, прячущую глаза. Мы тогда верили, что ей все подвластно. Мы ошибались, ее сила имела пределы. У отца она выучилась и отпихивать, и манипулировать. Не переступать черту. Толкать, но не со всей силы; бить, но не разбивать вдребезги. Тьма гнездится в каждом. Коринне это было известно куда лучше, чем нам. У каждого – два лица; Коринна вглядывалась в нас, искала – и находила.

* * *

Года не проходит, чтобы мне не попалась такая вот Коринна. Наметанным глазом я узнаю очередную Коринну, стоит ей усесться напротив моего рабочего стола. Коринны, все как одна – своевольные, беспощадные, боготворимые. И бесконечно печальные; однако печаль замечаешь, только когда перенесешь ее лицо с фотоснимка на лист бумаги. Только когда уберешь всех, кто ее окружает.

Не надо их убирать.

Пожалуйста, не надо.

Она злюка, но она любит тебя – вот что хочется сказать каждому из этих, окружающих. Не спешите с выводами, вглядитесь пристальнее.

Я вижу неизменно длинные рукава – и знаю, что они скрывают.

Вижу поднос с нетронутым завтраком: Коринна в знак протеста объявляет голодовку.

Вижу ребят, вновь и вновь отшиваемых ею; Коринна никого не может впустить в свою жизнь, но надеется на возвращение отвергнутого.

Хочется вызвать ее в кабинет безо всякой причины, в ущерб девчонке, которую травят одноклассники, или той, у которой родители разводятся, или той, что остро нуждается во внимании. Нет, мне подавай девчонку, на которую даже папка не заведена. Вызвать ее, просто чтобы она знала: когда эти, остальные, повзрослеют, когда – и это неизбежно – отвернутся от нее, – я буду рядом.

На этот раз я буду рядом.

* * *

Не успела я задремать, как позвонил Тайлер. Его имя высветилось на экранчике – и сам он, живой и невредимый и очень близкий, тотчас возник в воображении.

– Алло! Тайлер?

Я вскочила с постели, метнулась в прихожую. Вдруг его пикап на подъездной дорожке, весь в штришках навязчивой мороси?

– Привет, Ник.

– Ты в порядке? Ты дома?

Ночь была безлунная. Под окном – никаких признаков Тайлера.

– Ага. Джексон сказал, ты волновалась.

– Он сам волновался. В смысле, да – я тоже. Где ты пропадал?

– Так, улаживал одно дело.

– А на звонки почему не отвечал?

Последовала пауза с внятным посылом: «А сама не сообразишь?»

– Да мобильник дома забыл.

Ну вот зачем он врет? Прежде мы друг другу не врали. Могли чего-то недоговаривать, но чтобы вот так – никогда. В свое время я вынудила Тайлера поклясться, что вранья между нами не будет.