– Не знаю, мам. Ничего не знаю… Он Темочку хочет официально своим сыном признать, и я не имею никакого права отказывать ему в этом, ведь так? Он же его сын… Олег хочет участвовать в его жизни, и родители его хотят с внуком общаться. А вот как у нас с ним будет, не знаю… Он говорит, что любит меня, мам. Что не забывал ни на минуту…

– А ты? Тоже его любишь?

– Да, люблю. Только я сказала ему, что меж нами ничего больше не будет. Хочет увидеть Тему – пусть увидит. А я… А мне… Я просто не могу, и все…

– Не понимаю тебя, Лёль. Почему? Если любишь…

– Но он же обидел меня, мам! Как ты не понимаешь? Я ведь тогда его прогнала, ничего толком не объяснив, а он и выяснять ничего не стал, просто ушел, и все! Почему он ничего выяснять не стал, мам? Ему что, все равно было?

– Да потому и не стал, что не виноват был! Тем более что не знал, что ты беременна… Нельзя быть такой категоричной, нельзя строить свой мир, свои взаимоотношения только вокруг обиды. Знаешь, сколько вокруг нас бродит обид, на все не наздравствуешься, а жизнь свою можешь испортить запросто!

– Да, я понимаю, о чем ты говоришь, мам… Раньше не понимала, а теперь понимаю. И я подумаю, да… И еще, мам… Завтра Олег хочет прийти сюда, надо же ему с Темочкой познакомиться. Ты не против, надеюсь?

– Нет, что ты… Пусть приходит, конечно. Он же отец…

– Тогда я скажу ему, чтобы приходил утром, часам к десяти. Папа ведь завтра на работу уйдет?

– Ну да…

– Пусть пока без папы встретятся… Я боюсь, папа Темочку к нему ревновать будет.

– А я, значит, не буду ревновать?

– Нет, не будешь. Мне кажется, ты ко всей этой ситуации более взвешенно относишься. Ты же у нас мудрая женщина, ты все понимаешь…

Ох, как ей сейчас хотелось опровергнуть Лёлькино заявление о ее мудрости! Потому что не было, не было ее совсем, ни капли не было! Вместо нее был страх, такой сильный, что сердце сжалось в комок.

Вот он, момент истины, завтра наступит… Как-то эта встреча отца с сыном пройдет?

– …Осторожно, уронишь! Тихо, Олег, не подбрасывай его так высоко!

– Да он не боится, Лёль… Смотри, как ему нравится!

– И все равно… Он же маленький совсем, вдруг испугается…

– Кого? Меня испугается? Сынок, ты разве меня боишься? Вот видишь, он головой вертит, значит, не боится… Уверен, что никогда не уроню, ни при каких обстоятельствах из рук не выпущу! Теперь уж точно никогда! Тем более нам же надо наверстывать упущенное, правда, сынок?

– Да понятно, понятно… – тихо засмеялась Лёлька.

Катя на кухне слышала, как дочь смеется счастливо. Прям колокольчиком звенит, надо же. И Темочка тоже у Олега в руках заливается, недалеко от матери своей отстал…

Да, быстро он к Олегу привык. На удивление быстро. Хотя – чему тут удивляться? Все же отец родной… Кровь не вода, как говорится.

Катя вздохнула, быстрым движением утерла «луковую» слезу, снова принялась кромсать ножом хрусткую половинку луковицы. А может, это и не от лука она плачет, а от мыслей грустных… Хотя сейчас уже легче, не так душа дрожит страхом. Уж сколько времени прошло, неделя почти. А в тот день, когда Олег вместе с Лёлей появился на пороге…

Она думала, с ума сойдет от страха. Стояла как соляной столб, даже поздороваться толком не могла. А он ведь зять потенциальный, как-никак! А она ему – потенциальная теща!

А потом в прихожую приковылял Темочка, уставился озадаченно на Олега. Все-таки новый человек для него. Катя наклонилась, хотела подхватить внука на руки, но Лёлька ей не дала, проговорила тихо:

– Не надо, мам… Пусть они сами познакомятся, пойдем в комнату…

Катя послушно отправилась за ней, ничего толком не соображая. Лёля глянула удивленно, спросила тихо:

– Ты чего, мам? На тебе прям лица нет… Не бойся, чего ты… Волнуешься, что ли?

– Да… Да, Лёль, волнуюсь, конечно. Зря мы их одних в прихожей оставили, вдруг Темочка испугается…

– Да Олег тоже волнуется, между прочим. Ничего, все будет хорошо, вот увидишь.

Не успела Лёля закончить фразы, как в гостиную вслед за ними вошел Олег с Темочкой на руках. Держал его так осторожно, словно хрустальную вазу нес и боялся разбить неосторожным движением. И улыбался совершенно по-дурацки. И Лёля тоже заулыбалась, и Темочка вслед за ней…

Картина, конечно, умилительная, ничего не скажешь. А только Катя слезы едва сдержала. Хотя можно их было как раз на слезы умиления и списать. Но она-то сама знала, что это не так… И самой было стыдно за это знание, но ничего не могла с собой поделать!

Да если бы… Если бы можно было хоть что-то сделать в этой ситуации! Например, подскочить разъяренной фурией к этому Олегу и отнять у него Темочку! И слова какие-нибудь грубые сказать, неправильные! Вроде того – а где ж ты все это время был, мил-человек, отчего себя так повел, что Лёлька даже рассказывать тебе про Темочку не хотела? И не надо теперь всякими причинами отговариваться, что злодейка-подружка Лёльку в обман ввела, что ты и не знал ничего об этом обмане… Не знал, да должен был чувствовать правду, ты ведь отец! А теперь стоишь улыбаешься, не знаешь, куда свое счастье девать! Конечно, теперь-то чего… Пришел, увидел, победил…

Ничего подобного она не сделала, конечно же. Она ж не фурия. Она мать своей дочке, а не ехидна. И она бабушка своему Темочке, она ему счастья желает…

– Ну ладно, Лёль, вы хозяйничайте тут! Там, на плите, обед найдешь… И ты, Олег, не стесняйся, будь как дома, пожалуйста… А я пойду, мне тут надо…

– Ты куда, мам? – удивленно спросила Лёлька. – Вроде никуда не собиралась, насколько я помню!

– Надо мне, Лёль. По срочному делу надо. Хозяйничайте тут без меня…

Вышла из комнаты, оделась торопливо в прихожей, скользнула за дверь тихо, будто сбегала. Конечно, не было у нее никакого срочного дела, просто хотелось одной побыть. Остудить голову немного, мысли в порядок привести.

На улице в тот день дождь моросил, а она еще и зонтик впопыхах забыла. Так и шла под дождем, склонив голову. Шла, шла незнамо куда…

Хорошее это выражение, конечно – остудить голову. А мысли в порядок привести – еще лучше. Но с привычкой, с привязанностью-то что делать? В какой узелок связать, на какую полочку положить? И руки эти – абсолютно свободные… Что с ними делать? Непривычно рукам без Темочки-то.

А главное – и не объяснишь никому, что она в этот момент чувствует. Ни дочка родная ее не поймет, ни любимый муж, ни сестры – Наташа с Машей. Удивятся, руками разведут – с ума, что ли, сошла? Радоваться надо, что так все хорошо получилось, что Темочка твой будет в полной семье жить, как и положено! Радоваться да сестру Наташу благодарить, что так решительно все провернула! А ты идешь и носом хлюпаешь, и лицо уже мокрым стало – то ли от дождя, то ли от слез…