– Куда мы можем пойти? – В ее голосе слышались нетерпение, которое радовало его, и жажда, которую он горел желанием как можно скорее утолить.

– Я не могу пригласить вас в Андерсен-Холл…

Эдвина кусала вспухшие губы.

– А я не могу пренебрегать тем, что ко мне в общество приходят дамы. К тому же мои слуги…

Нет, разумеется, они не должны ничего знать…

– О, я придумала. – Она хотела отодвинуться от него, но Прескотт сцепил свои руки у нее на талии.

Эдвина встала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

– Одну минутку.

Прескотт нехотя отпустил ее.

Она открыла ридикюль, который свисал у нее с запястья, и, вытащив что-то, вложила ему в руку.

– Возьмите этот ключ. Он от двери черного хода в моем доме. После девяти часов вечера этой дверью никто не пользуется. В это время почти все мои слуги уже в постели.

Эдвина тянула его за руку вниз по ступенькам, к выходу из парка.

– Сейчас, наверное, уже больше семи… – бормотал Прескотт, с трудом скрывая нетерпение.

– Я знаю, – широко улыбнулась она, а затем громко рассмеялась.

Прескотт шел рядом с Эдвиной и тоже смеялся. Он чувствовал себя опьяненным чарами Эдвины. Его сердце учащенно билось в предвкушении грядущего блаженства. Мысленно он благодарил небеса за то, что они послали ему такой щедрый дар – несравненную Эдвину Росс.

Эдвина ощущала нервозность. Ее движения были порывисты, а сердце учащенно билось от напряженного ожидания встречи с Прескоттом. Она заменила в своей спальне дешевые свечи из сала на более дорогие восковые.

До сих пор Эдвина не могла поверить, что решилась на такую неслыханную дерзость. Одно дело – флиртовать и целоваться с Прескоттом, другое дело – начать с ним связь. Пригласить его к себе, превосходно понимая, что она ему предлагает! У нее было ощущение, что ее телом и рассудком кто-то завладел – какое-то незнакомое ей, чужое существо, обладающее бесшабашной дерзостью, которой обычно Эдвине не хватало.

Она зажгла свечи, добавила поленьев в камин и окинула взглядом свою спальню. В комнате царил ужасный беспорядок.

Гардероб стоял с раскрытыми дверцами, ящики комода были выдвинуты. Изысканно вышитое покрывало на кровати лежало вместе с небрежно брошенными платьями, нижними юбками и корсетами.

Содержимое ее письменного стола – всевозможные бумаги, перья для письма, подушечки для промокания чернил – лежало в беспорядке на столешнице, вместе со стоявшей там же чернильницей, напоминая о тщетной попытке Эдвины составить список дел, которые необходимо сделать, чтобы приготовиться к приходу Прескотта.

Сколько же сейчас может быть времени? О Господи! Вода в ванне, наверное, уже остыла.

Эдвина бросилась в ванную комнату, разделась и погрузилась в воду с ароматом ландыша.

Из приоткрытого окна дуло, и Эдвина вскоре покрылась гусиной кожей. После нескольких минут купания в прохладной воде она насухо вытерлась полотенцем и надела на себя шелковую рубашку. Она снова прошла в спальню и принялась внимательно изучать свое отражение в большом зеркале.

Рубашка цвета слоновой кости была ей до колена.

Эдвина кусала губы, проводя пальчиком по единственному украшению своей рубашки – кисейной оборке у выреза, завязывающегося на шелковые тесемки.

– О Господи! – с ужасом воскликнула Эдвина, с обреченным видом глядя на рубашку. – Какое убожество! Разве может быть на свете что-то менее соблазнительное, чем это? – Эдвина была так расстроена, что готова была отказаться от задуманного.

Но она не привыкла так быстро сдаваться. Кроме того, Прескотту она кажется привлекательной. Он сам ей это сказал.

Эдвина вздохнула и еще раз внимательно всмотрелась в свое отражение.

– Ну и дела! Я надеваю на себя одежду только для того, чтобы ее с меня сняли! – «По крайней мере, я надеюсь, что ее с меня снимут», – мысленно поправила она себя. – Так что же следует надевать женщине, если она задумала соблазнить мужчину?

Ее сердце радостно забилось, когда она вспомнила о розовых панталончиках.

Она достала из комода эти панталончики, которые чуть ниже колена заканчивались ленточками и были отделаны по краям премиленькими брюссельскими кружевами цвета слоновой кости. Эдвина пыталась самостоятельно справиться с расположенной сзади застежкой.

Перед свиданием с Прескоттом она отослала свою горничную Пенни ночевать к сестре, а остальным слугам строго-настрого приказала покинуть второй этаж. Эдвина не хотела, чтобы кто-то из слуг узнал о ее сумасбродном увлечении. Не то чтобы она стеснялась – хотя в определенной степени так оно и было, – но ее больше страшило то, что кто-нибудь или что-нибудь остановит ее или заставит почувствовать неловкость из-за того, что она решила сделать.

Эдвина с ужасом уставилась на лежащий на кровати ворох нижних юбок и корсетов. Ее охватила растерянность. В искусстве обольщения она чувствовала себя дилетантом. Необходимо было составить логически выстроенный стратегический план соблазнения, однако она ощущала острую нехватку знаний и опыта.

Да еще вдобавок ко всему надо было что-то делать с прической.

Постепенно волнение Эдвины улеглось и сменилось тревогой, от которой у нее тоскливо заныло под ложечкой.

Боже! Во что она ввязалась! Зачем она вручила Прескотту этот злополучный ключ?

– О Господи, что же я наделала?! – Эдвина беспомощно опустилась на постель, вне себя от отчаяния.

Она пригласила в свой дом неотразимого мужчину, чтобы предаться с ним страсти, а сама понятия не имеет, как ей все это обставить, что ей нужно делать, как себя вести и все такое прочее! В то время как ее блистательный избранник знавал немало искушенных женщин, которые точно знают, что делать, как себя вести и уж тем более – что надеть для обольщения!

Где-то в глубине души Эдвина, конечно, понимала, что одежда в этот момент не настолько важна, но сейчас она находилась на грани нервного срыва. Охваченная паникой, она сидела на кровати, и слезы медленно струились по ее щекам. Закрыв лицо руками, она горько зарыдала.

– А, вот вы где! – услышала она знакомый низкий бархатный голос.

Придя в ужас от того, что Прескотт увидит ее в таком состоянии, да еще в комнате, в которой все перевернуто вверх дном, Эдвина еще больше запаниковала. Она резко вскочила с кровати, схватила первое подвернувшееся ей под руку покрывало, закрылась им и уткнулась лицом в мягкую ткань.

– Что случилось, Эдвина? – с тревогой в голосе спросил Прескотт и остановился в нескольких шагах от нее. – Скажите мне, что вас беспокоит!

Искренняя забота, которая прозвучала в его голосе, задела самые потаенные струнки ее души, и от этого она почувствовала себя еще более жалкой. Она только качала головой, не в силах говорить из-за душивших ее рыданий.