Как и рента со многих лавочек, киосков, галерей, конюшен и лошадей. Выгода не обходила стороной и епископа, принося ему, наряду с горожанами и рыцарями Труа, порядочный доход с ренты. Тамплиеры получали выручку со своей монополии на взвешивание пряжи.

В обмен на все сборы и платежи прибывшие на ярмарку торговцы получали свободу и защиту. Участникам ярмарки гарантировалась личная безопасность и безопасность их товара со дня прибытия и до дня отъезда, от рассвета до заката. В самый пик ярмарки даже работало ночное освещение улиц, что делало их почти полностью безопасными.

Купцам предоставляли защиту не только от бандитов и «баронов-разбойников», но и друг от друга, что, в сущности, было даже важнее. Совершенные на ярмарке преступления рассматривались в особых судах под надзором Смотрителя ярмарки, однако город и провост тоже слушали дела, и обеспечение правопорядка превращалось в оживленное тройственное соревнование. Особые суды, собственно, и были созданы потому, что иностранные торговцы требовали защиты от двух других судебных инстанций. Купец мог выбирать, какой суд будет рассматривать его дело, и самые важные разбирательства попадали в ярмарочные суды. Для взыскания долгов принимались весьма решительные меры. Должника или жулика были готовы преследовать далеко за стенами Труа, почти не оставляя ему шансов избежать ареста, если только он покажется на другой ярмарке. Но и это еще не все. Он подлежал аресту в любом городе Фландрии и Северной Франции, а если он был итальянцем, то самым небезопасным местом для него оказывался родной город, ибо Смотрители ярмарки угрожали расправой его землякам, если те отказывались привлечь виновного к ответственности. Степень фактического соблюдения этих гарантий особенно ярко демонстрирует случай, когда на дороге между Лоди и Павией на торговый караван напали грабители. Было установлено, что разбойники происходили из Пьяченцы. Пострадавшие торговцы сообщили о происшествии смотрителям Шампанских ярмарок, которые быстро и убедительно пригрозили запретить торг купцам из Пьяченцы, пока утраченное не будет возвращено.

Эти защитные меры, наряду с общим сокращением беззакония и улучшением физических условий для поездок, привлекали сюда купцов со всей Европы в неизменно растущем количестве. Транспортный поток в Шампань и из нее не прекращался на протяжении всего годового ярмарочного цикла.

Купцы могли торговать на ярмарке, не присутствуя на ней лично. Для этой цели существовала регулярная форма контракта, известная как «перевозочное письмо»: «Одон Баньяск, перевозчик, обязуется пред Обером Баньяре перевезти за собственный счет, включая дорожные сборы, но с ложащимся на Обера риском ограбления, шесть тюков из Марселя в Труа, начиная с сего дня и до Рождества, в обмен на лошадь, предоставляемую Обером». Торговцы могли также вступить в товарищество — партнерские отношения, придуманные итальянцами и известные как commenda, где более молодой партнер брал на себя дорожные риски в обмен на четверть прибыли, тогда как его старший партнер вносил капитал. Если у молодого предпринимателя имелся свой капитал, он мог изменить договор и вложить треть капитала, забрав себе половину прибыли. Этот и подобные формы контрактов были столь распространены в Италии, что один генуэзский патриций, скончавшись в 1240 году, не оставил никакого имущества, кроме своего дома и портфеля инвестиций-комменда.

Ярмарка, хотя и служила в первую очередь оптовым и финансовым рынком для крупного бизнеса, была настоящим празднеством для простого люда. Крестьяне и их жены, рыцари и дамы прибывали сюда пешком, на лошадях, на ослах, чтобы удачно сторговаться, продать курицу или корову или просто полюбоваться зрелищем. Танцоры, фокусники, акробаты, медведи и обезьяны показывали свои умения на перекрестках, жонглеры пели на церковных ступенях. В тавернах шумно толпились посетители. Проститутки, профессиональные и нет, обхаживали мужчин и торговались.

Для крестьянина или рыцаря, живущего в лесной глуши, ярмарка давала возможность поглазеть на таких экзотических иноземцев, как англичане, шотландцы, скандинавы, исландцы и португальцы, не говоря уже о провансальцах, французах, брабантцах, немцах, шведах, бургундцах, испанцах и сицилианцах. Самыми многочисленными посетителями были фламандцы и «ломбардцы», то есть граждане не только непосредственно Ломбардии, но и флорентинцы, генуэзцы, венецианцы и другие гости с севера Италии. Сельского жителя должно было оглушить такое множество языков, однако сами представители разных стран общались между собой без особых усилий. Более образованные из них знали латынь, и вокруг всегда находилось множество клириков, готовых переводить. Но все же lingua franca, международным языком, на ярмарке был французский: хотя националистического самосознания еще не существовало и французский язык даже не был повсеместным в скромных владениях французского короля, почти каждый купец и торговец на ярмарке мог на нем объясниться. Французский уже вбирал в себя экзотические слова, заимствованные итальянцами из общения с арабскими партнерами. Со временем в него вошли: douane (таможня), gabelle (пошлина), jupe (юбка), quintal (центнер), гссг⁄(риф), а также многие другие. Английский язык приобрел: bazaar (базар), jar (кувшин), magazine (склад), taffeta (тафта), tariff (тариф), artichoke (артишок), tarragon (эстрагон), orange (апельсин), muslin (муслин), gauze (газ)[47], sugar (сахар), alum (квасцы), saffron (шафран).

Первая ярмарочная неделя была посвящена прибытию и обустройству торговцев — регистрации, распаковке, размещению товара на прилавках. Сама ярмарка открывалась десятидневным Суконным рынком. Итальянские купцы кочевали от одной галереи знаменитых «суконных городов» к другой, изучая рулоны ткани, уже подвергнутой строгой инспекции в месте своего создания, ибо каждый город берег свою репутацию как зеницу ока. Продать бракованную ткань за границу считалось оскорблением, некачественные ткани должны были оставаться на внутреннем рынке. Каждый вид шерсти был сложен по-своему, помогая отличить и одновременно подчеркнуть его особенности. Специалист мог на глаз распознать ткани из Дуэ, Арраса, Брюгге, Турнэ и Ипра — городов, которые вместе с рядом других из «Нижних Земель» и Северной Франции составляли «Ганзу семнадцати городов», объединение производителей шерсти, согласившееся продавать свои ткани исключительно на Шампанских ярмарках.

В каждом городе был установлен свой собственный стандарт рулона: в Провене и Труа его длина составляла двадцать восемь элей (21,3 м); в Генте — тридцать элей (22,8 м) — за исключением алых тканей, их норма была 36 элей (27,4 м); в Ипре — двадцать девять (22 м) и так далее. Специальный чиновник был всегда наготове, чтобы объяснить разницу в длине. Сама единица измерения — эль — тоже варьировалась в разных частях Европы, но здесь стандартом выступал шампанский эль, составляющий примерно 0,76 метра. Хранитель ярмарки был вооружен железным мерилом нужного размера, с которым соизмерялись все деревянные линейки торговцев.

Прилавки суконных галерей представляли собой калейдоскоп цветных рулонов, где были ткани всевозможных оттенков, начиная от экрю, неокрашенных и с минимальной обработкой, до серых, коричневых, киноварных, розовых и алых. Красные ткани, особо ценные и дорогие, являлись специализацией гильдии Arte di Calimala