Директор в школе так отчитывал уборщицу, когда она плохо мыла. Пожурит на словах, погрозит пальчиком, уборщица сделает вид, что осознала и раскаялась, а потом опять развезет грязь из туалета по учебным классам. Воду в ведре не хотела менять, а мы потом будто сидя на унитазах учились.

В Ковене круговая порука. Один за всех, и все за одного, иначе среди Темных и демонов белые ведьмы не могли выжить. Расследование смерти Изабэль заглохло. Оно вообще не начиналось. Какой справедливости я ждала?

Камиллу нужно отдать Данталиону. Пусть делает с ней все, что его черной душе угодно. Допрашивает, пытает, растягивает на дыбе, прижигает пятки раскаленным железом. Да, я кровожадна, и, возможно, во мне говорила сила Ада, но Камилла бровью не повела, когда яд в еду сыпала. Почему мне должно быть её жалко?

Травница тоже провела крайне странный ритуал. Нет, она молодец, что спасла жизнь ребенку, на котором все крест поставили, но с Белой магией и силой Ада явно намутила. Начнем с того, что осталось и то, и другое. Изабэль спокойно научила меня лечить царапины, а Данталион видеть подселенцев. Причем Белой магии по-прежнему было значительно меньше, чем силы Ада. То есть с рождения Селесты ничего не изменилось. В чем тогда смысл ритуала? И почему Изабэль назвала дочь «пустой» и велела бросить Ковен? Обманула? Зачем?

Ответ, первым пришедший на ум, был прост. Селеста жила до тех пор, пока ведьмы не знали о её грязной крови. В курсе была только Камилла, и раз она так хотела стать старшей, то могла легко избавиться от племянницы, просто сдав её Аморет. Вопрос – почему не сделала это раньше? Зачем яд? Не вязалось здесь пока.

Зато объяснялась массовая неприязнь к Селесте других ведьм. Силу Ада среди них видели единицы, а интуитивно догадываться могли многие. Слабое такое ощущение, как странный привкус на небе. Вроде бы нормальная ведьма, а вроде бы нет.

Еще не давала покоя реакция Аморет, когда она пришла в дом посмотреть на мертвую Изабэль. Верховная почувствовала демона и велела Камилле найти его. Тем демоном была я, это мы с Данталионом уже выяснили. Но что в итоге сочинила Камилла? Кстати, два дня давно прошло, тетушка сидела в обнимку с Книгой Рода, как ни в чем не бывало, и пострадавшей от гнева Верховной не выглядела. Еще одна странность, остающаяся пока без объяснения.

Я сложила письмо обратно в конверт и собралась в гости к демону. Уже подошла к квадратному лазу узкой лестницы вниз, как на чердак заглянула Мари. Её кудрявая голова на уровне пола казалась тыквой на грядке. Она еще и улыбалась.

– Мадемуазель! Вот вы где, а я вас ищу. Пойдемте скорее одеваться к ужину. Ваш брат уже три раза спрашивал, все ли готово. Стол отсервировали, у поваров на кухне пар столбом, не хватает только вас в лучшем платье. Очередной жених едет.

– Нет, – простонала я и захныкала, как маленькая девочка.

Проклятое сватовство! Мало мне проблем, так еще и с другом Андрэ знакомиться. Ладно, я вроде как сама попросила. Фиктивный брак и все такое. Но как же он не вовремя приперся. Вечер псу под хвост!

– А можно без меня? – робко спросила я у Мари, и она ожидаемо закатила глаза.

– Что вы, мадемуазель! Никак не можно! Гость обидится. К тому же месье Делорне прислал такое чудесное платье! Оно совершенно роскошное.

Кудрявая голова Мари болтала без умолку, а до меня информация доходила через раз. В смысле «платье прислал»? Это шутка? Не стыковались в одно целое Делорне и платье. Демон и шмотки.

– И зачем ему это надо? – сдуру спросила я вслух. – Будет смотреть, как будущая невеста охмуряет в его платье конкурента?

Мари половину слов не поняла и оторопело на меня уставилась. Блин, сколько можно себя ругать? Ладно, повторю еще раз. Фильтруйте базар, Ольга Паустовская, вы в чужом мире.

– Я ведь буду улыбаться студенту, – пояснила служанке, – красивой для него выглядеть. А за платье заплатил другой жених. Месье Делорне. С чего бы вдруг?

– Ой, мадемуазель, а что тут такого? – невинно улыбнулась Мари. – По мне, чем больше поклонников, тем лучше. Добиваться должны дамы сердца. Пусть соревнуются. Кто дороже подарок принесет, у кого имение богаче, слуг больше. Но что же мы все на чердаке, да на чердаке. Пойдемте смотреть платье!

Я шумно выдохнула и опустила плечи. Мари не отстанет. Одеваться к ужину все равно придется.

– Хорошо, идем, но сначала мне нужно поблагодарить за подарок месье Делорне.

– Позже поблагодарите, – беспечно махнула рукой служанка, – к нему сейчас пошел ваш отец. Разговаривать будут. А мы пока с Жизель вас нарядим.

Значит, поговорить с демоном про Камиллу не получится. Даже если я попытаюсь вломиться к нему в спальню, меня выставит Филипп. Еще и отчитает. Ладно, придется идти за платьем. Какой хоть вкус у демона? Надеюсь, это не корсет с мини юбкой и чулки на подвязках.

Мари не ошиблась, подарок герцога действительно был роскошным. Я стояла посреди спальни и чувствовала, что лишняя здесь. Платье царственно возлежало на покрывале, и служанки смотрели только на него. Данталион не забыл, что в доме Дюбуа до сих пор траур, поэтому платье портной сшил из черного бархата. Мне казалось, что это бархат, в тканях я настолько хорошо не разбиралась. Мерцающее великолепие струилось по ладоням и выглядело то полотном тьмы, то черным бриллиантом. Представить страшно, сколько стоило несколько метров такой ткани, и кому шили из неё платья.

Уж точно не дочерям торговцев в маленьких городах. Гардеробы местных модниц не славились изысканными нарядами. Платье будто аристократка принесла на посиделки учительниц сельской школы. И это я промолчала о рукавах.

Наверное, Данталион решил, что раз платье черное, то траур соблюден, и на украшениях можно отвести душу. От плеч почти до края подола спускалась темно-красная ткань. Чуть легче бархата и тяжелее шелка, но такая же великолепная. Лиф платья и края рукавов вышиты золотой нитью. Любимый в Брамене цветочный орнамент и немного геометрии ломаных линий. Мамочки, да только на это портной ухлопал год работы. Швейные машины еще не изобрели, каждый стежок вручную. Сокровище. Антикварная ценность, место которой в музее. А мне предлагали выйти в нем к гостям и сесть за обеденный стол.

– Как у королевы, – восхищенно выдохнула Мари, а Жизель согласно закивала. – Жюли рассказывала, что её мадам была на вечере в столице, так там не носят наших оборок. Все вот так по фигуре и чтоб рукава до пола. А, вышивка! Какая вышивка, мадемуазель! К золотошвейкам годами пороги обивают, чтобы хотя бы по кромочке узор пустить, а тут полотно!

Служанка трещала, как сорока, и нахваливала платье, но я и без пояснений понимала, что, во-первых, вкус у Данталиона отменный, а, во-вторых, на мелочи герцог Ада не разменивался. Подозреваю, что его слово для торговца-беса было важнее золота в кошельке. Я мысленно слышала, как Данталион приказал: «Мне нужно лучшее платье». И для него действительно достали лучшее платье. Без ужимок, отговорок и попыток схитрить. Идеальная в Аду дисциплина.