Галарр был эльфом. Эльфом с гор. Чистой крови Aen Seidhe — представитель Старшего Народа.

Галарр не был единственным эльфом в пределах видимости. На краю поляны сидело еще шестеро. Один был занят тем, что потрошил вьюки Лютика, другой тренькал на лютне трубадура. Остальные, собравшись вокруг развязанного мешка, усиленно уничтожали репу и сырую морковь.

— Vanadain, Toruviel, — сказал Галарр, движением головы указывая на пленников. — Vedrai! Enn’le!

Торкве подскочил и заблеял.

— Нет, Галарр! Нет! Филавандрель запретил! Ты забыл?

— Нет, не забыл. — Галарр перекинул два связанных мешка через спину лошади. — Но надо проверить, не ослабли ли петли.

— Чего вы от нас хотите? — простонал трубадур, пока один из эльфов, прижав его к земле коленом, проверял узлы. — Зачем связываете? Что вам надо? Я — Лютик, тру…

Геральт услышал звук удара. Повернулся, выкручивая шею.

У стоящей над Лютиком эльфки тоже были черные глаза и буйно опадающие на плечи волосы цвета воронова крыла, только на висках заплетенные в две тоненькие косички. На ней была короткая кожаная курточка, надетая на свободную рубаху из зеленого сатина, и облегающие шелковые брючки, заправленные в сапоги для верховой езды. Бедра обмотаны цветным платком.

— Que glosse? — спросила она, глядя на ведьмака и поигрывая рукоятью длинного кинжала, висящего на поясе. — Que l’en pavienn ell’ea?

— Nell’ea, — возразил он. — T’en pavienn, Aen Seidhe.

— Слышал? — повернулась эльфка к товарищу, высокому сеидхе, который, и не думая проверять узлы Геральта, с безразличной миной на вытянутом лице продолжал бренчать на лютне Лютика. — Ты слышал, Ванадайн? Человекообразное умеет говорить! К тому же нагло!

Сеидхе повел плечами. Перья, украшавшие его куртку, зашелестели.

— Еще один повод заткнуть ему глотку, Торувьель.

Эльфка наклонилась над Геральтом. У нее были длинные ресницы, неестественно бледная кожа, обветренные, потрескавшиеся губы. Она носила ожерелье из фигурных кусочков золотистой бронзы, нанизанных на ремешок, несколько раз обернутый вокруг шеи.

— Ну–ка скажи что–нибудь, человекообразное, — прошипела она. — Посмотрим, куда годится твоя привыкшая лаять глотка.

— Тебе что, повод нужен, — ведьмак с усилием перевернулся на спину, выплюнул песок, — чтобы ударить связанного? А так, без предлога, не можешь? Я же видел, тебе это доставляет удовольствие. Ну, успокой душеньку.

Эльфка выпрямилась.

— На тебе я уже душу успокоила, когда у тебя были свободные руки, — сказала она. — Это я прошлась по тебе конем и дала по морде. Знай, что именно я прикончу тебя, когда придет время.

Он не ответил.

— Охотнее всего я б ткнула тебя кинжалом сейчас, глядя в глаза, — продолжала эльфка. — Но от тебя жутко несет, человек. Я прикончу тебя из лука.

— Воля твоя, — пожал плечами ведьмак, насколько это позволяли путы. — Как хочешь, благородная Aen Seidhe. В связанного и неподвижного ты должна бы попасть. Не промахнуться.

Эльфка встала над ним, расставив ноги, и наклонилась, сверкнув зубами.

— Должна, — прошипела она. — И попаду, куда хочу. Но будь уверен, от первой стрелы ты не подохнешь. И от второй тоже. Постараюсь сделать так, чтобы ты чувствовал, что умираешь.

— Не подходи так близко, — поморщился он, изображая отвращение. — От тебя зверски несет, Aen Seidhe.

Эльфка отскочила, качнулась и с размаху пнула его в бедро. Геральт скорчился и сжался, видя, куда она собирается пнуть теперь. Это ему удалось, он получил по ноге, да так, что лязгнули зубы. Стоящий рядом высокий эльф аккомпанировал ударам резкими аккордами на струнах лютни.

— Оставь его, Торувьель, — заблеял дьявол. — Спятила? Галарр, вели ей прекратить!

— Thaess! — взвизгнула Торувьель и пнула ведьмака еще раз. Высокий сеидхе сильно рванул струны, одна с протяжным стоном лопнула.

— Достаточно! Довольно, о боги! — нервно крикнул Лютик, дергаясь в путах. — Зачем ты издеваешься над ним, глупая девка! Оставьте нас в покое! А ты перестань терзать лютню, слышишь?

Торувьель повернулась к нему со злой гримасой на потрескавшихся губах.

— Музыкант! — проворчала она. — Гляньте–ка, человек, а музыкант! Лютнист! Надо же!

Она молча выхватила инструмент из рук высокого эльфа и, с размаху разбив о ствол сосны, бросила опутанные струнами остатки Лютику на грудь.

— На коровьем роге тебе играть, дикарь, не на лютне!

Поэт смертельно побледнел, губы у него задрожали. Геральт, чувствуя вздымающуюся где–то внутри холодную ярость, притянул взглядом черные глаза Торувьели.

— Что пялишься? — прошипела эльфка, наклоняясь. — Грязное человекообразное! Хочешь, чтобы я выколола твои гадючьи зенки?

Ожерелье нависло над ним. Ведьмак напрягся, резко приподнялся, схватил ожерелье зубами и сильно рванул, подогнув ноги и выворачиваясь на бок. Торувьель, потеряв равновесие, свалилась на него. Геральт метался в узах, как выброшенная на берег рыба. Он прижал собою эльфку, откинул голову так, что хрустнуло в шейных позвонках, и изо всей силы ударил ее лбом в лицо. Торувьель взвыла, захлебнулась воздухом.

Его грубо стащили с нее, волоча за одежду и волосы. Подняли, кто–то ударил, он почувствовал, как перстни рвут кожу на скуле, в глазах заплясал и поплыл лес. Он увидел, как Торувьель поднимается на колени, увидел кровь, текущую у нее из носа и рта. Эльфка выхватила из ножен кинжал, сгорбилась, но вдруг разрыдалась, скуксилась, схватилась за лицо и опустила голову в колени.

Высокий эльф в украшенной пестрыми перьями куртке взял у нее из руки кинжал и подошел к удерживаемому другими ведьмаку. Усмехнулся, поднимая клинок. Геральт видел его сквозь красный туман, кровь, сочившаяся из разбитого о зубы Торувьель лба, заливала ему глаза.

— Нет! — заблеял Торкве, подскакивая к эльфу и повисая у него на руке. — Не убивай! Нет!

— Voe’rle, Vanadain, — раздался вдруг звучный голос. — Quess aen? Caelm, evellienn! Galarr!

Геральт повернул голову, насколько это позволяла вцепившаяся ему в волосы пятерня.

На полянку выехал снежно–белый, длинногривый конь. Грива, мягкая даже на вид, казалась шелковистой, как женские волосы. Шевелюра сидящего в богатом седле наездника была того же цвета. Волосы были перехвачены на лбу повязкой, усеянной изумрудами.

Торкве, побебекивая, подскочил к лошади, ухватил ее за стремя и засыпал белоголового эльфа потоком слов. Сеидхе, прервав его властным жестом, спрыгнул с седла. Приблизился к Торувьели, осторожно отнял от ее лица окровавленный платок. Торувьель душераздирающе охнула. Сеидхе покрутил головой, повернулся к ведьмаку, подошел ближе. Его черные пылающие глаза, горевшие на бледном лице словно звезды, были обведены синими кругами, будто он несколько ночей кряду не знал сна.