– Один вопрос выяснили. Теперь ко второму перейдем, – сказал Самарканди. – Что ты можешь сообщить мне о старшем агенте ЦРУ Джоне Джонсе?

Хайрулла посмотрел на полковника долгим внимательным взглядом, не совсем понимая ситуацию и не решаясь задать вопрос. Но вопрос задать он все же был должен:

– Кто вам сказал про Джона Джонса?

– Тот же, кто сказал про профессора Кошарски.

– И что вам сказали?

– Мне сказали, что Джонс и Кошарски прибыли в сопровождении отряда коммандос, которых можно перебить в свое удовольствие, профессора неплохо было бы захватить, а Джонса ты должен показать, чтобы его ненароком не подстрелили. Его трогать нельзя…

– Его трогать нельзя, – серьезно согласился подполковник. – Он – наш главный и единственный информатор, хотя ведет непонятно какую игру. Хотел бы я знать, что на уме у старшего агента ЦРУ.

Полковника Самарканди подмывало сказать Хайрулле, что он получил приказ взять отношения со старшим агентом Джоном Джонсом в свои руки, но Хайрулла наверняка имел какие-то свои каналы связи с командованием «Талибана». И вообще давно ходили слухи, что Хайрулла пользуется стопроцентным доверием самого Мохаммеда Омара[25]. И потому лучше не брать на себя то, что Хайрулла может проверить. Излишнее любопытство свойственно женщине, а не воину и наказывается законами. Каждый должен знать только свое. И без того Хайрулла открыл то, что открывать был не должен. Но, чтобы в дальнейшем не попасть в неудобное положение, Самарканди все же разговор продолжил:

– И что же он за игру ведет?

– Он открывает нам секреты спецслужб, к которым простой старший агент ЦРУ допуска иметь не может. Словно он намеренно готовит нас к каким-то крупным делам, но делает это по указке своего командования, и командования достаточно высокого ранга, судя по секретности информации.

– То есть он толкает нас на какие-то акции против американцев, которые сами же американцы стараются держать под контролем? Так?

– Именно так…

– Он хотя бы разыгрывает какое-то уважение к исламу? Или еще что-то аналогичное, чтобы выглядеть правдоподобным?

– Он разыгрывает очень жадного человека. Хотя сам швыряет деньги направо и налево. Любит шикарные машины и красивую жизнь, хотя, когда нужно, становится аскетом. Мы отслеживали его поведение, когда он был уверен, что мы далеко. Он совсем не алчный человек. И весь его спектакль относительно оплаты услуг – ширма.

– На Кошарски и на Майтусенко нас вывел тоже Джонс?

– Он, полковник.

– Значит, наша задача предельно ясна. Провокации можно ждать в любой момент. Следовательно, необходимо быть готовым к любому повороту судьбы и подстраховаться, чтобы и дело сделать, и самим не подставиться.

– В моем понимании, здесь нас никто не будет заманивать ни в какую ловушку.

– Откуда такая уверенность?

– Джонс хочет, чтобы мы нанесли удар по натовским войскам в самом Афганистане. Ему и его хозяевам выгодно, чтобы мы заимели комплекс «Гранит». Иначе они не стали бы подсовывать нам в дополнение к Майтусенко профессора Кошарски.

– Зачем им это нужно?

– Возможно, чтобы значительно увеличить силы группировки НАТО.

– Тогда это невыгодно нам.

– Не знаю. Я даже думал о том, что наличие у нас «Гранита» даст им право применить против нас ядерное оружие.

– Применить его они могут всегда. Совести у них давно никто не видел. Но нам следует хорошо подумать, прежде чем применить комплекс.

– Вот потому старший агент Джон Джонс и демонстрирует перед нами свою алчность. Но у меня есть и более сильные подозрения. Даже более сильные, чем применение атомной бомбы.

– Рассказывай.

– ЦРУ зачем-то хочет повторения событий 11 сентября. Не полного повторения, но чего-то подобного. Это существенно изменит геополитическую обстановку в мире, как уже изменило в первый раз. Тогда наказанию подверглись невиновные. Нечто подобное готовится и теперь. И я подозреваю, что в данном случае они хотят свалить все на Иран. Президент Ирана все делает, чтобы на его страну пали подозрения. В каждом своем выступлении он позволяет себе намеки, которые хитрые головы сумеют переиначить, чтобы трактовать так, как им выгодно. С одной стороны, шиитам так и надо. С другой, а нужно ли нам под боком иметь еще один пылающий очаг? Когда пламя разгорается слишком сильно, может и нам бока подпалить.

Самарканди вдруг осознал, в какую глобальную яму втягивает его страну эта операция. Но при этом он и осознавал, как усилится мусульманский мир, когда движение «Талибан» будет иметь такое мощное оружие. Здесь выбора не было. Требовалось только проявлять категоричную осторожность и просчитывать все последствия собственных действий…

2. Польша. Спецназ ГРУ. Просчитать конкурентов

Подполковник Свентовитов легко выделил из толпы человека в строгом темно-синем костюме, при галстуке, в шляпе и со слегка чопорным выражением лица. Именно таким он и запомнился по нескольким фотографиям, показанным Валентину Александровичу перед отправлением в Польшу. Клаус Грофф шел по правой стороне улицы, словно придерживался автомобильных правил дорожного движения даже на улице чисто пешеходной. Ему тоже дали возможность посмотреть фотографии подполковника Свентовитова, причем уже в том виде, когда он сам бриться перестал, как и другим бойцам группы запретил это делать. Правда, за время, прошедшее после фотографирования, щетина превратилась в недлинную бороду, но это не должно было ввести Клауса Гроффа в заблуждение. Но, чтобы подтвердить свои намерения, Свентовитов шел навстречу агенту, стараясь поймать его взгляд и представиться с помощью взгляда. И поймал. И сразу понял, что представление состоялось; тот узнал и чуть-чуть изменил траекторию своего движения, чтобы пути пересеклись в нужной точке.

Они встретились, как случайно встречаются старые знакомые, давно друг с другом не видевшиеся. Оба заулыбались, изобразили великое удивление на лицах и пожали друг другу руки. Со стороны все точно так и смотрелось, должно быть, как задумывалось: случайная встреча некогда хороших знакомых, не видевшихся много лет.

Клаус Грофф официально считался гражданином Чехии немецкого происхождения, одинаково хорошо владел и чешским языком, и немецким, но Валентин Александрович чешского вообще не знал, за исключением нескольких слов, и потому разговаривать начал по-немецки, хотя тоже владел им не бегло. Однако Грофф вполголоса предложил перейти на русский, и по едва заметному акценту Свентовитов сразу определил в нем представителя какого-то из прибалтийских народов, скорее всего, литовца, потому что латыши и особенно эстонцы обычно имеют еще и характерные черты лица, а у литовцев лица более среднеевропейские.