— Принеси сюда кофе, очень быстро, — сказал Мэнни, не поднимая на него глаз.

— Э-э… — протянул Фрэнки. — А, ладно. — Он задержатся еще на секунду, как раз для того, чтобы Мэнни успел сложить малюсенький кулачок и пронзительно завизжать: «Сейчас же!» Фрэнки сглотнул и подался в сторону кухни, а Мэнни снова подпер свою восьмидесяти пяти фунтовую тушку с таким кислым выражением лица, словно терпел атаку бесчисленных орд отвратительных демонов-идиотов.

Уяснив, что без кофе разговор не состоится, я повернул голову к окну и стал любоваться видом. На горизонте виднелись три грузовых судна, выкидывавших облачка дыма; чуть ближе к берегу рассеялись прогулочные яхты — мультимиллионные игрушки, направлявшиеся на Багамы, и батарея виндсерферов, плескавшихся у самого берега. Ярко-желтая лодка только отходила от берега, стремясь навстречу грузовым судам. Солнце светило, над водой парили чайки в поисках мусора, а я ждал, пока Мэнни получит свое вливание.

Кухню сотряс звук разбивающейся вдребезги посуды и приглушенный вопль Фрэнки: «Вот черт!» Мэнни крепко зажмурился, как будто это помогло бы ему скрыть непереносимое страдание, порожденное непроходимо глупым окружением. И только через несколько минут прибыл Фрэнки с кофейным сервизом: серебряным чайником странной формы и тремя приземистыми керамическими чашками в придачу, уместившимися на прозрачной пластине в виде палитры художника.

Трясущимися руками Фрэнки поставил перед Мэнни чашку и налил до краев. Мэнни сделал крошечный глоток, тяжело вздохнул без всяких признаков облегчения и, наконец, открыл глаза.

— Хорошо, — сказал он. И, повернувшись к Фрэнки, добавил: — Ступай убери свой тайный разгром, и если я потом наступлю на битое стекло, клянусь Богом, я тебя выпотрошу. — Фрэнки уковылял прочь, а Мэнни сделал еще один микроскопический глоток, прежде чем обратить ко мне свой сонный взор. — Ты хочешь поговорить о свадьбе, — произнес он так, словно не мог поверить своим ушам.

— Верно, — сказал я, и он скорбно покачал головой.

— Ты же такой сладкий, — констатировал Мэнни. — Да что вообще могло заставить тебя жениться?

— Налоговая льгота, — ответил я. — Мы можем обсудить меню?

— В субботу, ни свет ни заря? Нет, — отрезал он. — Это ужасный, бессмысленный, примитивный ритуал. — Как я понял, он говорил о свадьбе, а не о меню, хотя с Мэнни ни в чем нельзя быть уверенным. — Мне становится невыносимо, когда я слышу, что кто-то сознательно желает пройти через это. Но, — сказал он, обреченно махнув рукой, — хотя бы дает шанс поэкспериментировать.

— Я тут подумал: а может, удастся поэкспериментировать подешевле?

— Может, но не удастся, — сказал он и впервые за сегодняшнюю беседу продемонстрировал свои зубы, хотя улыбкой это можно было назвать, если только вы считаете, что мучить животных весело.

— Почему?

— Потому что я уже решил, что сделаю, и ты не сможешь мне помешать.

Если быть кристально честным, мне в голову пришло многое из того, что я способен был сделать, дабы уломать его, но, как бы весело это ни было, такие вещи шли вразрез с Кодексом Гарри, поэтому осуществить их я не мог.

— И тебя никак не ублажить? — Я продолжал надеяться.

Он с хитрецой глянул на меня и произнес:

— Смотря как будешь стараться.

— Я собирался сказать волшебное слово и много блаженно улыбаться, — пояснил я.

— Не пойдет, — ответил он, — не тот размах.

— Винс сказал, ты прикидывал по пятьсот долларов за порцию?

— Я не прикидываю, — огрызнулся Мэнни, — мне твои гроши до лампочки.

— Ну еще бы, — сказал я, стараясь немного его утихомирить, — это же не твои гроши.

— Твоя подружка подписала долбаный контракт, — пригрозил он. — Я могу тебя иметь, как мне в долбаную голову придет.

— Я могу что-то сделать, чтобы получить скидку? — с новой надеждой спросил я.

Его сердитый прищур превратился в плотоядный взгляд.

— Сидя на заднице — вряд ли, — произнес он.

— Как же в таком случае?

— Если ты спрашиваешь о том, что может заставить меня переменить свое решение, то лучше не напрягайся, потому что ничто в мире этого сделать не может. Да тут вокруг квартала уже очередь выстроилась из желающих нанять меня, я на два года вперед расписан, так что тебе делаю большое одолжение. — Его глаза расширились до нереальных пределов. — Приготовься увидеть чудо. И пухлый счет.

Я поднялся. Этот гном, судя по всему, не желал уступить ни цента, и я ничего не мог поделать. Мне хотелось сказать что-нибудь вроде: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», — но этим я бы все равно ничего не добился. Поэтому я улыбнулся, бодро бросил: «Ну ладно» — и вышел из его апартаментов. Когда дверь закрылась, я услышал пронзительный голос Мэнни, который вопил на Фрэнки: «Ради Бога, подними свой зад и убери наконец это дерьмо с моего долбаного пола!»

По пути клифту я ощутил, как по моей шее сзади скользнул холодный словно сталь палец, и на мгновение меня повело, словно Темный Пассажир тронул пальцем воду и убежал, почувствовав, что она слишком холодная. Я стал как вкопанный и оглядел коридор.

Ничего. На другом конце человек с газетой возился около своей двери. Помимо него, никого не было. На секунду я закрыл глаза и спросил: «Что?» — но ответа не последовало. Я по-прежнему стоял один, если только за мной никто не подглядывал в замочную скважину одной из дверей. Это ложная тревога. Или скорее всего попытка выдать желаемое за действительное.

Я сел в лифт и спустился вниз.

Когда двери лифта сомкнулись, Наблюдатель выпрямился, все еще держа в руках газету, поднятую с коврика перед дверью. Газета — неплохая часть камуфляжа, и может сработать еще не раз. Он посмотрел в коридор и заинтересовался, что такого примечательного в той квартире, но сейчас это было не важно. Он выяснит все. Он выяснит все, что делал тот, другой.

Наблюдатель медленно сосчитал до десяти, а затем не спеша зашагал к другому концу коридора, к квартире, из которой вышел тот, другой. Разузнать, что он здесь забыл, — дело нескольких секунд. И тут…

Он не мог точно сказать, какие мысли проносились сейчас в сознании того, другого, — сразу освоить все премудрости нового тела никогда не получается. Настало время надавить на того, другого, вывести из пассивного состояния. Наблюдатель ощутил, как нарастающее желание действовать достигает темного властного облака, и услышал трепет темных крыльев внутри.

Занимаясь своим исследованием человеческих существ в течение жизни, я обнаружил, что, как ни старайся, предотвратить наступление понедельника не удастся. Конечно, люди не прекращают попыток, но понедельник все равно настигает их и всем трутням приходится вновь влачить свою унылую рабочую жизнь, полную бессмысленного тяжелого труда и страданий.