Слышал ли я имя Ренаты Мюллер? Смешной вопрос. Вряд ли в Германии кто-то не слышал ее имени. Звезда европейского уровня, немыслимая красавица, она сыграла главную роль в прогремевшем фильме «Виктор и Виктория» и еще в одном, таком же популярном, «Английская свадьба». Ее фотографии смотрели с обложек всех журналов. В те дни невозможно было раскрыть газету – и что-нибудь о ней не прочитать.

Тем не менее эта роскошная блондинка, голубоглазое воплощение арийской богини представляет собой серьезную проблему. Я узнал, что фюрер, вроде бы увлеченный фрейлейн Евой Браун, оказал внимание этой актрисе, пригласил в свою резиденцию, – и то, что там произошло, вызвало у нее гнев и отвращение.

– Это если ей верить, – пренебрежительно заметил Борман. – Нам донесли, что она позволяет себе в отношении фюрера грязные инсинуации. А мы не можем позволить сейчас, чтобы женщина, какой бы популярной и знаменитой она ни была, распускала про лидера нации порочащие слухи. Это не только вредит репутации фюрера, но и подрывает моральный авторитет режима.

Я притворился глубоко возмущенным.

– Эта дрянь еще смеет что-то болтать?

– Вот и выясните, дорогой Флекштейн, вот и выясните. Проведите детальное расследование. Узнайте, что она говорит о случившемся; если окажется, что в доносе на нее – правда, позаботьтесь принять надлежащие меры. – Тут Борман тяжело посмотрел на меня. – Ясно?

– Абсолютно ясно, рейхсляйтер, – заверил я.

Я не хочу сильно углубляться в дело Мюллер. Некоторые его подробности малосимпатичны, и гордиться мне нечем, но поскольку об этой истории написано много ложного и несправедливого, я воспользуюсь возможностью рассказать, как все было на самом деле. Это важно и лично для меня: трагический финал той истории стал поворотным пунктом в моей жизни.

Мне не потребовалось много времени собрать все, что рассказывали о фрау Мюллер. Список получился неприглядный, что странно для звезды такой величины. Говорили всякое: она имеет пагубное пристрастие к алкоголю; она морфинистка; ее любовник-еврей, некто Георг Дойч, недавно сбежал в Париж. Говорили, что Йозеф Геббельс проявляет к ней особый интерес: Мюллер многократно предлагали главные роли в пропагандистских фильмах, и она всякий раз отказывалась, к вящему неудовольствию рейхсминистра. Также ходили слухи о том, что именно Геббельс организовал ее встречу с фюрером. И что якобы там, в своих личных апартаментах в рейхсканцелярии, Гитлер без долгих разговоров снял одежду и потребовал, чтобы она сделала то же самое. Что он голый валялся у нее в ногах, что он объявил себя ее жалким негодным рабом и умолял в наказание подвергнуть его порке. Сначала фрау Мюллер отказывалась, затем, видя его настойчивость и опасаясь за свою жизнь, выполнила требования: непристойно бранясь, она дико отстегала его плетью, которая предусмотрительно была приготовлена на столе. Якобы фюрер при этом онанировал и довел себя до оргазма, – а потом встал, привел в порядок одежду, налил себе и гостье по стаканчику, поблагодарил ее за приятную встречу и приказал шоферу отвезти фрау домой.

История была настолько дикой, что вполне могла оказаться правдой, тем более, мне уже доводилось слышать о сомнительных особенностях личной жизни Гитлера. Не вызывало сомнения, что источником слухов могла быть только сама фрау Мюллер – поскольку свидетелей случившегося конечно же не существовало.

Произошедшее страшно потрясло Мюллер. Актрисе не привыкать к ролям, которые совершенно не соответствуют ее темпераменту, – но ведь здесь не было ни режиссера, ни оператора, ни съемочной группы, и сцена оказалась ей не по силам. Рассказывая о случившемся друзьям, она говорила, что кроме отвращения и брезгливости испытала ощущение, что ее обманули. За это она очень гневалась на Геббельса и заявляла, что больше не хочет иметь с ним ничего общего. Она также намекнула друзьям, что намерена взять пример с Марлен Дитрих, покинуть Германию и воссоединиться во Франции со своим евреем.

Слухи энергично муссировались в кинематографических кругах Берлина. К тому моменту на экраны как раз вышел последний фильм фрау Мюллер – «Тоггер». Посмотреть его я отправился в «Универсум» на Курфюрстендам. Даже ранним утром зал был полон. В этой забавной, идеологически выдержанной ленте Мюллер сыграла журналистку, опубликовавшую разоблачение преступного иностранного синдиката. По-моему, она переигрывала. Было очевидно, что от своей роли актриса не получает никакого удовольствия; я слышал, роль была ей навязана силой.

Как можно унять разговоры? Слухи о ее скандальном свидании с Гитлером распространялись из самых верхов столичного общества и при каждом новом витке обрастали новыми подробностями. И не было никакой возможности эти слухи остановить. Если можно так сказать, кот уже выбрался из мешка. Мне на ум пришли три варианта действий: заставить фрау Мюллер яростно все отрицать и выставлять клеветниками тех, кто распространяет слухи; объявить ее сумасшедшей, отправить в психиатрическую лечебницу – и пусть болтает что хочет; либо последовать намеку Бормана и организовать «аварию».

Будь она обычной женщиной, мог бы сработать любой из этих вариантов. Но кинозвезда, вращающаяся в самых высоких артистических кругах, среди элиты; кинозвезда, которая на короткой ноге с высокопоставленными персонами?.. Я решил, что для начала лучше всего просто с ней побеседовать.

Встреча состоялась утром двадцать третьего сентября тысяча девятьсот тридцать седьмого года на вилле фрау Мюллер в берлинском районе Далем. Организовать встречу оказалось несложно – все прошедшие недели актриса находилась под неусыпным надзором гестапо. Борман связался с секретариатом доктора Геббельса и договорился о моем визите.

Дверь открыла служанка, она же провела меня в небольшую гостиную на втором этаже, где меня ждала фрау Мюллер в соблазнительно изящном бледно-розовом шелковом платье.

Очень красивая, страшно нервозная, невозможно хрупкая. В ярких лучистых глазах сквозило то же отчаяние, как во взгляде роскошной птицы с поломанным крылом. Мне было трудно узнать в этой женщине актрису, которая бодро пела "Ich Bin Ja Heut’ So Glücklich", актрису[7], покорившую сердца всей Германии.

Я мягко заговорил с ней. Она отвечала настолько тихо, что мне пришлось наклониться вперед. Я сказал: «Вы, конечно, знаете, какие дикие слухи ходят вокруг вашего предполагаемого свидания с фюрером и как это оскорбительно и опасно». Я заверил фрау Мюллер, что совершенно не желаю знать, что там произошло в действительности, что моя единственная цель – не допустить ущерба для репутации конкретных высокопоставленных деятелей. И назвал первые два варианта решения проблемы, оставив ей самостоятельно додумать существование третьего варианта. Разумеется, ей будет очень сложно обвинять в клевете своих близких знакомых и друзей: актрису Габриэле Шварц, продюсера американского происхождения Альфреда Зейслера… А раз первый вариант не годится, возможно, она добровольно даст согласие отправиться в психиатрическую лечебницу? Право, это наилучшее решение. Объявим, что дело в переутомлении. А, скажем, через девять месяцев можно будет снова предстать перед публикой и продолжить блистательную карьеру.