– Ну, а правда-то что?

– Не могу знать, – развел руками рябой соглядатай. – Вы просили сплетни, мы вам их доставили, а за достоверность не отвечаем.

– Среди какого народа ходят эдакие чудовищные сплетни?

– Да народец разнообразнейший. Мещане, купцы…

– А в свете что говорят?

– Просвещенные господа смеются над небылицами, – сказал второй, пригожий шпик. – Но есть и такие среди них, что языки чешут не хуже купцов и мещан. Светский рифмоплет стишки сочинил и в них назвал Владимира Ивановича графом Синяя Борода. А у сына вашего и бороды-то нет… Стишки непопулярны, Агриппина Юрьевна, нынче в свете скандалов довольно, потому внимания к своей особе Владимир Иванович не притягивает.

Слабое утешение. Агриппина Юрьевна досадовала на сына, досадовала на глупых людей, верящих во всякие бредни, но… все это было слишком необычно. Если б не кража бумаг из ее кабинета и не смерть Лизы, она сама посмеялась бы над сплетнями, а случай с Муминым сочла бы неудачным стечением обстоятельств. Однако эти три события, а еще то, что Ники сбросила лошадь, как и его мать, заставили помещицу признать, что доля правды во всем этом есть. В результате Владимир вырисовывался мрачной фигурой, достойной прозвища Синяя Борода. Хоть и не принимало сердце помещицы такого прозвища для сына.

– Я довольна вами, – сказала она своим шпионам, доставая из шкатулки деньги. – Но на этом ваша работа не закончилась. Я бы хотела знать, кто такая Янина, откуда она родом, что ее связывает с моим сыном и почему люди говорят о ней такие нелицеприятности. И еще есть фигура, интересующая меня. Это воспитанник сына Поль, коего привез он из французского похода. Я хотела бы знать, чем Поль занимается, на каком положении находится в доме сына. Меня интересуют не внешние признаки, внешнюю сторону я вижу и сама. Хочу знать то, что сокрыто. А я чувствую, там, в этом доме, идет тайная жизнь.

– Все исполним, сударыня, как того желаете, – поклонился первый, пятясь назад.

После их ухода Агриппина Юрьевна рухнула в кресло, словно ее окончательно сломили слухи о сыне, а до этого она держалась из последних сил.

– Неужто ты думаешь, будто Нина в крови холопок купается? – с долей насмешки спросил Иона.

– Разумеется, не думаю! – вспыхнула помещица. – Меня удивляет, что среди образованных господ ходят такие сплетни. Но дыма без огня не бывает. И я желаю знать, что за люди окружают моего сына. Почему он так переменился? Душевнобольной! Это Володька-то? С чего бы ему заболеть? Я, Иона, в полной растерянности пребываю.

– Не печалься, матушка, – как всегда принялся утешать ее старый управляющий. – Володя поправится и прежним станет.

– А как не станет? Как я дознаюсь, куда он дел настоящие бумаги и что подсунул вместо них? Спросить я могу только с него. И потребовать вернуть земли.

– А как не вернет? Что будешь делать?

Промолчала. И то правда – не писать же ей доносы и жалобы на собственного сына!

Несколько дней промелькнуло, а в доме Владимира Гордеева изменений не наступило. Агриппину Юрьевну не пускали к сыну. Собственно, она и не рвалась к нему, решив для начала понаблюдать за обитателями дома. Помещица подозревала, что сын морочит ее, потому разумнее хитрить и прикидываться глупой, а самой выведывать тайны. И если только Агриппина Юрьевна получит подтверждение своим подозрениям, то берегись, сын, пощады не будет. Но не только эта идея останавливала помещицу, иногда ей чудилось, что вообще в этом доме творится нечто невообразимое, а что именно – понять не могла. Принятая на вооружение тактика оставалась единственным разумным средством докопаться до истины и наказать виновных. Но у нее не получилось переманить на свою сторону слуг – никто рта не раскрывал по поводу барина, его болезни, его содержанки и воспитанника. Подкуп не помогал. Помещица еще больше уверилась, что дело здесь нечисто, и стала тайком выбираться из комнаты по ночам. Днем при ней в доме царили благообразность и порядок, а ночью постоянно слышались шорохи. В конце концов, это же не мыши так шуршат! Иона во всем поддерживал помещицу, хотя по-другому и быть не могло, а также охранял ее, когда ночами она гуляла по дому в поисках неизвестных доказательств.

Янина старалась лишний раз не показываться на глаза помещице, однако за стол покушать садилась, что чрезвычайно бесило Агриппину Юрьевну. Но не зная, каковы права девушки (об этом не раз говорил Иона и просил помещицу быть терпимее), она поскрипывала зубами, молча ела, бросая в негодяйку, занявшую место Лизы, презрительные взгляды. Еще больше помещицу раздражала ключница Улита. Она просто видеть ее не могла! Не переносила сладкого голоса, тонких косичек, закрученных на макушке, полной фигуры. Так и сказала ей однажды: мол, ты мне неприятна, видеть тебя не желаю.

Соглядатаи приходили на квартиру, которую Агриппина Юрьевна продолжала держать, полагая, что в любой миг она может понадобиться. Долго же потребовалось времени разузнать о Янине хоть какие-то подробности.

– Никто не знает точно, откуда Янина родом, – докладывали шпики, дополняя друг друга. – Приехала она в Петербург очень давно с теткой и братом, нынче знаменитым щеголем и сердцеедом. Он то в Москве живет, то в Петербурге, весьма хорош собой. Так вот говорят, будто бы Владимир Иванович… купил Янину у него.

– Стало быть, она крепостная?! – наполнилась справедливым возмущением Агриппина Юрьевна. – Стало быть, я с холопкой за одним столом сижу?!

– Да тут вот какая история, сударыня, – начал второй шпик объяснять то, что в общем-то и невозможно было объяснить. – Янину ваш сын купил, но с правами полной свободы.

– Это как же? – не понимала помещица.

– Договоренность у него с братом Янины была, что она остается свободной, и как только надоест вашему сыну, имеет право уйти от него, куда ей вздумается.

– Так она холопка аль не холопка? – гневалась помещица. Она всегда гневалась, когда что-то было недоступно ее пониманию. – Коль мой сын купил ее, стало быть, она холопка. Как же она уйдет, ежели за нее деньги уплачены? И сколько ж она стоила?

– Ваш сын отдал за нее имение и дом в Москве.

– Что?! – вытаращилась помещица и повернула к Ионе растерянное лицо. – Иона, ты слышал?! За одну девку мой сын отдал… сколько?!

– Это не все, сударыня, – прозвучал крайне предупредительно голос рябого шпика. – Янина одевается у самых модных модисток, драгоценности Владимир Иванович приобретает для нее у самых модных ювелиров, а то и выписывает из-за границы.

– Да-а… Дорогая причуда! – потрясенно вымолвила Гордеева, возмущенная пустыми тратами сына. Безусловно, это болезнь в нем так расщедрилась, здравый умом человек не станет швырять деньги на ветер, ублажая крепостную девку. Сама Агриппина Юрьевна, к счастью, имела здравый ум, а потому спросила соглядатаев, надеясь услышать свежую мысль: – И почему же он так балует холопку? Отвечайте, не стесняйтесь. Иль она и впрямь ведьма?

– Ведьма она аль нет, то нам не ведомо, – потупившись, сказал второй шпик. – А у Владимира Ивановича к ней… страсть.