— Это вы, мой принц! — радостно воскликнул король, завидев Фицроя. Он широко улыбнулся и сделал знак, чтобы юноша приблизился.

— Мой мальчик отлично выглядит! — заметил король, обращаясь к Мэдж. — Он будет вполне способен управлять королевством, когда придет его время.

— Моя дочь — наследница трона Англии! — запальчиво воскликнула Анна. Но тут Генрих сделал знак рукой, и королеву быстро вывели из тронного зала. Ее протесты заглушило издевательское пение молодых придворных, прерываемое взрывами смеха. Юные грубияны затянули:

Переменчивость настроения приближенных короля меня не удивила — слишком часто я сталкивалась с лестью и вероломством. Двор как флюгер следовал за настроением Генриха и с легкостью отвернулся от той, которая и раньше никогда не пользовалась всеобщей любовью.

— Как здоровье новорожденной? — осмелилась задать вопрос Мэдж.

— Малышка хилая и болезненная, — пробормотал король. — Не знаю, сколько протянет. Не захотела ее мать постараться и одарить меня сыном.

— Ах, Ваше Величество! — тонкие брови Мэдж удивленно поползли вверх. — Значит ли это, сэр, что она не сможет больше иметь детей?

Все разговоры в зале затихли, как по волшебству. Вопрос белокурой красавицы словно бы повис в воздухе.

— Что толку сейчас говорить об этом, — промолвил король небрежно, — когда кругом столько иных удовольствий…

С этими словами он легким движением передвинул по доске ладью.

— Шах и мат! — объявил он, улыбаясь и бросая взгляд на Фицроя. Юный принц приветствовал победу отца громкими аплодисментами, к которым дружно присоединились все присутствующие.

Здоровье моего отца стремительно ухудшалось. Он упал с новой лестницы в Вулфхолле и так сильно расшибся, что доктора уложили его в постель. Опиум на него уже не действовал и не облегчал его страданий. Дышал отец с огромным трудом. Мы с Недом вместе отправились в Уилтшир, чтобы повидаться с ним. Его лекари предупредили, чтобы мы вели себя с нашим родителем очень бережно и не расстраивали его, потому что малейшее волнение может его убить.

Несмотря на предупреждение, я не сдержала горестный всхлип, когда увидела отца на одре болезни — он страшно похудел и лежал недвижно под грудой шерстяных одеял. Впалые щеки покрывала седая щетина, глаза покраснели, изо рта текла слюна. Пожилой, но еще полный жизни мужчина превратился в совершенно беспомощного старика.

— Отец, — только и могла вымолвить я, опускаясь на колени у его постели, склоняя голову и вновь чувствуя себя маленькой девочкой. — Смиренно прошу вашего родительского благословения!

Именно с этими словами нас еще в детстве научили обращаться к нему. Я почувствовала руку отца на своей голове и замерла. Рядом со мной опустился на колени Нед, чтобы, в свою очередь, тоже получить благословение. В этот миг я услышала какой-то сдавленный звук. Я подняла голову и увидела, что морщинистое лицо отца на подушке корчится, но не от боли, а от смеха.

— Где же твои манеры придворной дамы? Где твоя гордость и твое высокомерие? — прохрипел он.

Слезы хлынули у меня из глаз. Весь тот гнев, все то негодование и презрение, которые я столько лет копила в своем сердце, были смыты в одно мгновение. Полный сил, могучий мужчина, который жил как хотел, плюя на мнение окружающих, соблазнил сестру Уилла и разрушил мои надежды, вполне заслуживал моего осуждения и порицания. Но лежавший передо мной старик, презрительной усмешкой пытавшийся скрыть свою слабость, вызывал у меня только жалость. Хотя, по правде говоря, жалеть его было не за что — ведь сейчас он смеялся надо мной, над моими страданиями, над моей разрушенной жизнью.

— Ах, моя печальная малютка Джейн, — звучал в моих ушах его насмешливый голос, — не жалеешь теперь, что была со мной столь сурова? А ты, Нед, почему ты нынче навещаешь меня так редко? Где же твои сыновние чувства теперь, когда я слаб и немощен?

Мы мучились под огнем его безжалостных насмешек, а он упивался нашим смущением и стыдом, но только до тех пор, пока его вновь не скрутило от боли.

— Прочь отсюда! — прохрипел он, взмахами руки выгоняя нас из комнаты. — Убирайтесь, пока у меня не начался приступ!

Голос отца прервался, он зашелся мучительным кашлем, но нашел в себе силы выпустить последнюю стрелу своего злоречия:

— Не волнуйтесь, дети мои. Денежки я вам оставил. Скоро, очень скоро узнаете, сколько вам причитается…

Нед взял меня за руку, и мы вместе вышли из комнаты отца под звуки его надсадного кашля и зловещего хохота, бившего нам в спину.

— Жанна, милая моя Жанна!

Гэльон обнял меня с таким пылом, которого я от него не ожидала. Откуда взялось такое страстное нетерпение? Я уезжала в Уилтшир ненадолго… Меня пронзила ужасная мысль — неужели Гэльона высылают во Францию? Неужели работы по перестройке покоев королевы закончились раньше срока? Гэльон отправил мне записку, чтобы я срочно пришла на сеновал над дальними конюшнями, и там, над стойлами, где фыркали и топтались лошади, он поведал мне историю, перевернувшую его жизнь.

— Жанна, сокровище мое! Я в отчаянии, я не знаю, что мне делать. Ты должна мне помочь. Спаси меня, Жанна! — вначале только и мог вымолвить он.

Я обняла Гэльона. Он дрожал всем телом.

— Милый Гэльон, я сделаю для тебя все, что угодно, и ты знаешь это.

Мы сидели под одним одеялом, согревая друг друга. Через некоторое время Гэльон, словно оттаяв, продолжил свой рассказ:

— Представь себе, Жанна, ко мне пришла эта женщина — ваша ужасная королева с шестью пальцами — и показала мне кошель, полный золотых монет. В нем было столько золота, сколько я в жизни не видел. Даже не знаю, какую сумму она мне предложила. Она сказала мне: «Мне нужен еще один ребенок. А король — он ни на что не годен. От него я не способна зачать. А мне просто необходим крепкий малыш — сын! Ты должен мне помочь, иначе король избавится от меня, отправит в дальние поместья, а то и велит заключить в тюрьму». Я сразу понял, что она имела в виду, Жанна, и страшно испугался. Я сказал ей без обиняков: «Мадам, я не могу этого сделать». Она настаивала, но я не смог. Я трясся с головы до ног, как осиновый лист. И деньги ее я не взял. Но никому об этом не рассказал, и не посмел пойти к королю. Он бы объявил меня лжецом и предателем, он велел бы своим людям схватить меня. Я вырвался из ее объятий, сбежал и спрятался здесь, на чердаке над конюшней, ожидая, когда ты вернешься, и я смогу с тобой свидеться.

Гэльон задыхался и едва смог закончить свой рассказ. Слушая его, я не сомневалась, что он говорит правду. Его глаза смотрели ясно и бесхитростно, как у ребенка. В таком опрометчивом поведении Анны был смысл, ведь она оказалась перед ужасной дилеммой: наш король прозрачно намекал даже мне, не входившей в число его ближайших друзей, о том, что его мощи в постели может не хватить для зачатия. Если Анна не в силах подарить королю сына, ее ждет бесчестие и падение, а то и более печальная судьба. В прошлом она без колебаний решала встававшие перед ней дилеммы, не останавливаясь перед подкупом и убийством. Чем дольше я слушала рассказ Гэльона, тем больше убеждалась, что именно Анна, и никто другой, виновна в гибели Джейн Попинкорт и попытке отравления Генри Фицроя. Тогда почему бы ей не заплатить Гэльону за услугу: пусть стекольщик сделает то, что не под силу королю. Гэльон и Генрих оба были высокорослыми светловолосыми мужчинами, значит, сын Анны и Гэльона мог бы внешне походить на короля.