Шестого октября пятьдесят девятого они вышли на перрон Казанского вокзала из поезда Ташкент — Москва.

А десятого оказались, вместе с Флоринским, на дне рождения Леры Кудимовой в квартире Старостиных.

Галя

Встречи с генералом Провотворовым оказалось не избежать. А как ей хотелось, как хотелось, чтобы он просто исчез из ее жизни, сгинул, аннигилировал, растворился! Чтобы больше его не видеть и не слышать, просто забыть, как неудачу, грех, ошибку. Исправить эту страницу своей жизни, перевернуть и начать с нового листа.

Но нет. Когда она в следующий раз прибыла на аэродром, первое, что увидела, ту самую хорошо знакомую серую «Победу», что стояла у казармы. Оставалось надеяться, может, машина не та? Может, кто-то другой из начальства прибыл? Но нет: у Галины была прекрасная память на цифры, и она запомнила номер — автомобиль принадлежал Провотворову. Была и другая надежда: вдруг генерал прибыл на аэродром по другим, досаафовским своим делам, а не по ее душу. Но, с другой стороны, ни разу раньше Иван Петрович сюда не приезжал — а теперь вдруг явился. С чего бы, если не ради Гали?

Захотелось убежать, спрятаться, куда-нибудь зарыться, закопаться, скрыться! Как не хотелось опять видеться и говорить!

Галя заняла свое место в казарме, а потом вышла снова на вольный воздух, и тут, здравствуйте-пожалуйста, у крыльца стоит, курит генерал, а рядом с ним, довольно подобострастно, начальник аэроклуба и двое инструкторов. Начальничек тут же окликнул:

— Иди сюда, наша лучшая спортсменка! С тобой тут пообщаться хотят.

У Провотворова веселые чертики в глазах бегают:

— Здравствуйте, Галина.

Пришлось отвечать в тон:

— Здравствуйте, Иван Петрович.

А потом генерал довольно ловко устроил, что и начальник, и оба инструктора оставили их в покое, а он вместе с Галей отошел на достаточную дистанцию от крыльца, чтобы случайный свидетель не слышал негромкого разговора.

— Я тебя искал, — промолвил Иван Петрович.

Девушка не ответила.

Собеседник сделал новый заход:

— Я думал о тебе. Вспоминал много раз. Вот, не выдержал, приехал.

— Совершенно напрасно, — отрубила она.

Галя почему-то чувствовала сейчас свое над ним превосходство, несмотря на то, что он был старше — подумать только, больше чем в два раза! — и воевал, и в тысячу раз солиднее у него опыт, и голова седая.

— Галя, пойми: все, что я говорю тебе, — от чистого сердца.

Она опять промолчала.

— Я хочу быть с тобой, — продолжил он. — Встречаться. Видеться. Говорить.

Она отрезала:

— А я — нет, — вдохнула воздуха побольше, уставилась куда-то в сторону и проговорила: — Иван Петрович, простите меня, но я — замужем. И я люблю своего мужа, и то, что между нами случилось тогда, — это ошибка. Страшная, ужасная ошибка — с моей стороны. И я не хочу снова ее повторять. Дело не в вас. Вы тут вообще совершенно ни при чем. Дело во мне. А я совсем не хочу больше с вами видеться.

— Галя, — сказал генерал, и прозвучало это даже жестко. — Мне от тебя ничего не надо. Я от тебя ничего не требую. Мы были друзья — давай и останемся друзьями. Будем иногда видеться, встречаться. Я помог тебе один раз (извини, что напоминаю) — может, смогу когда помочь еще?

— Иван Петрович, мне с вами видеться тяжело. И я, скажу честно, больше не хотела бы с вами встречаться. — От того, что приходилось отказывать ему, такому солидному и даже старому, на глаза навернулись слезы. Она смахнула их и проговорила: — Извините.

— Что ж, — генерал коротко поклонился и вздохнул. — Коли так, насильно мил не будешь. Не желаешь меня больше видеть — я уйду. Честь имею.

И он ушел, не оборачиваясь, в сторону своей машины.

Больше он ни на аэродроме, ни в аэроклубе не появлялся. Галя вздохнула с облегчением.

Владик был по отношению к ней предупредителен и мил. Он был влюблен в нее, и ему даже в голову не могло прийти, что однажды Галя его предала. Угрызения совести заставляли ее вести себя с молодым супругом исключительно нежно, баловать его, подкармливать, нежить.

А летом Галя вдруг поняла, что беременна.

Она сходила в женскую консультацию, диагноз подтвердился: беременность — шесть недель.

Владик был не то чтобы в восторге, но принял известие о будущем ребенке как должное. Он даже не мог подумать, что эта девочка (или мальчик) не его. А Галя отнюдь этого не исключала. Еще бы! С Владиком они были вместе много, много раз. Однако забрюхатела она только сейчас, после того ослепления — вечером, после собрания и посиделок в аэроклубе. По срокам сходилось.

…На день рождения Леры в квартиру Старостиных десятого октября Гала шла уже на пятом месяце беременности. Она особо ни перед кем не афишировала своего интересного положения, но, если б друзья заметили и сказали, отнекиваться тоже не стала бы.

Однако убийство затмило все остальные возможные новости.

Жанна

Что говорить — ее тянуло к Вилену.

И теперь, когда Радий уехал, никто и ничто не будет мешать ей любить Кудимова. Никто — за исключением Леры. Но та — пусть она сколько угодно была корява, мужиковата, непривлекательна — имела перед ней всего один, но зато внушительнейший плюс: она являлась его женой. Вилен мог тысячу раз пробормотать Жанне, что не любит Леру и любит только ее. Мог хоть сто раз пообещать, что их связь с супругой лишь временна, что скоро он оперится, встанет на ноги и от Старостиной уйдет, — пока что он уходил, наоборот, от Жанны к той, другой. Он проводил с Жанной вечера — но ночевал, как правило, в квартире с супругой. Лишь иногда, раза два в месяц, под предлогом дежурств, оставался с любовницей до утра.

Именно прохиндейство Вилена помогло девушке не отправиться по распределению в назначенную ей Тмутаракань. В тот, самый первый, еще майский свой визит Кудимов дал наводку: «Сходи к зам. главврача студенческой поликлиники. Скажи ему откровенно: я не хочу отправляться по распределению. Пусть пишет тебе справку. Принеси ему бутылку и коробку конфет. А вниз, в коробку, денежку в конвертике положи: тысячу рублей хватит».

— Да ты что?! — ужаснулась Жанна. — Да ведь это взятка! Статья! А вдруг он не возьмет? Выгонит меня? В милицию заявит?

— Не заявит, — безапелляционно молвил парень. — Виктор Леонидович не такой. Он человечек проверенный.

Девушка так и сделала, как Вилен велел. Трусила, когда тащила коробку с конфетами и деньгами, ужасно. Все время ей казалось: сейчас влетят в кабинет зам. главврача милиционеры в белых кителях, повяжут и ее, и Виктора Леонидовича. Но обошлось. Врач и конфеты с бутылкой, и деньги взял, не поперхнулся. А в следующий раз накатал девушке такую справку, что с ней не то что работать в провинции — жить где бы то ни было ужасно. Того и гляди, помрет выпускница педвуза Жанна Спесивцева в одночасье. «Поддерживать здоровье гр-ки СПЕСИВЦЕВОЙ Ж. возможно лишь в условиях стационара или амбулаторного лечения в тех центрах, где имеется соответствующая аппаратура и подготовленные врачи, а именно: в г-дах Москве, Ленинграде, Киеве». Фантастика!