Костров мягко убирает мои руки от груди и кладет их на ремень своих джинсов.

Вопросительно смотрю в его глаза, не понимая, насколько он серьёзен.

Лёгкий кивок, едва заметная улыбка, и снова его губы на моих губах. Глаза закрываются в приступе блаженства, а руки сами, словно делали это уже сотни раз, расстегивают ремень, пуговицу и ширинку.

И всё.

Я не знаю, что делать дальше. Дальше никаких инструкций нет. Я в лёгкой растерянности, но тут же о ней забываю, когда влажные поцелуи спускаются вниз по шее к ключицам и груди.

Костров всасывает вершинку, а я ищу руками опору за своей спиной, чтобы дать ему больше. Снова обхватываю его бедра ногами и тяну на себя. Уже нет сил терпеть это томление внизу живота. Мне нужно хоть малейшее прикосновение ко мне там.

Внезапно Костров прикусывает мой сосок зубами, отчего я не сдерживаю стона и тут же краснею. Распахиваю глаза, боясь увидеть на мужественном лице отвращение не только от моей внешности, но еще и от тех звуков, что я только что издала.

Боже! Разве можно так громко стонать? Это же неприлично!

— Прекрати думать, — чувствую горячий шёпот у своей шеи. — Просто получай удовольствие. Как я.

— Это неправильно, — качаю головой и снова закрываю глаза, запрокидывая голову.

— Вот и я думаю, что хуйня какая-то, — резко рубит Михаил Захарович. Убирает мои ноги со своих бедер и, вынуждая меня почувствовать стыд, сводит их вместе, словно вдруг очнулся от сладкого марева и почувствовал отвращение.

И только я думаю, что на этом всё закончится, как Костров хватается за резинку моих шортов и тянет их вниз вместе с трусами. Машинально приподнимаю зад, чтобы помочь ему и тут же начинаю мечтать о пледе или, хотя бы о том, чтобы он погасил свет. Но его голодный, совершенно дикий и незнакомый мне взгляд блуждает по моему телу и оставляет горячий след и мурашки там, где только что смотрел.

Прикрываю грудь и причинное место руками, опускаю взгляд ниже к его расстегнутым джинсам и понимаю, что он возбужден. Очень сильно возбужден.

Костров снова идёт в наступление. Едва его губы касаются моих, как я забываю о том, что нужно прикрываться. Хватаюсь за его плечи, позволяя ему совершенно бесстыдно протиснуться между моих ног бёдрами.

Голым задом на праздничном столе — какой негигиеничный кошмар!

— Ты опять дохрена думаешь, Маруся — краем сознания слышу недовольный шёпот. — Расслабься.

Легко сказать. Сам-то не голый. Хотя бы в штанах. А я…

Чувствую касание мужских пальцев на внутренней стороне бедра и вздрагиваю, когда понимаю, что он движется прямо к лону.

— Не надо, — шепчу я ему в губы, вяло пытаясь оттолкнуть его руку.

— Я не сделаю тебе больно, — шепчет в ответ, и я чувствую, как его пальцы касаются влажных складок. Только с его прикосновением понимаю, насколько у меня там мокро. Как же стыдно. — Расслабься.

Его шепот определенно обладает какой-то магией, иначе я не знаю, как объяснить, что я сразу расслабилась и слегка раздвинула ноги шире, чтобы нам обоим было удобнее.

Подушечки его пальцев кружат по клитору. Я близка к разрядке настолько сильно, что уже не замечаю ни громкости стонов, ни того, как стараюсь раскрыться еще шире настойчивым мужским ласкам.

Но внезапно я забываю, как дышать, когда понимаю, что его пальцы оказываются во мне. Дёргаюсь, но соскочить не получается. Распахиваю глаза и в ужасе смотрю на мужское лицо.

— Что вы сделали? — хриплю я не своим голосом.

— Два пальца в тебя вставил, — невозмутимо произносит Костров, с легкой улыбкой глядя мне в глаза.

— Как в розетку? — спрашиваю я первое, что приходит на ум, когда его пальцы начинают двигаться во мне.

— Как в розетку. И теперь ты просто обязана трахнуть меня на все двести двадцать. Или триста восемьдесят. Сколько в тебе?

— Во мне два пальца, — говорю я чисто машинально, потому что из-за движения этих самых пальцев во мне я совершенно не воспринимаю информацию вокруг. Ловлю единый темп с пальцами и понимаю, что уже не могу терпеть. Пружина внизу живота сжимается до предела, а Костров умелым движением пальцев отпускает ее, вынуждая меня биться в конвульсиях и цепляться за мужские плечи в унисон с фейерверками, разрывающимися за окном. Если бы не рука Михаила Захаровича, поймавшая меня за талию, то я бы точно свалилась со стола, но даже лёжа на полу не перестала бы наслаждаться приступом горячего удовольствия, растекшегося теплой рекой под кожей.

— Что это было? — шепчу я в широкое плечо.

— Если не ошибаюсь, один из видов женского оргазма.

— А есть ещё какие-то?

— Не знаю. Нужно проверить.

— Нужно, — киваю согласно и тяну вниз его джинсы вместе с трусами.

— Тише-тише, Маруся, — останавливает меня Михаил Захарович с легкой усмешкой. — Сегодня удовольствие получаешь только ты. Я не захватил с собой презервативы. Не планировал, что всё так далеко может зайти.

Не зная, как на это реагировать и что сказать, молча тянусь за салфетками, стоящими у края стола, и беру одну из них. Обхватываю запястье руки Кострова, которой он во мне был и стыдливо вытираю его пальцы от своих соков. Теперь я точно больше никогда не посмотрю в его глаза.

— Кстати, не думаешь, что два моих пальца в тебе — это отличный повод перейти на «ты»?

— Сейчас я думаю о том, что было бы отлично спрятаться в каком-нибудь подвали после всего, что между нами только что произошло, — бубню я себе под нос.

Михаил Захарович прекращает мои гигиенические процедуру с его рукой и, поддев пальцами мой подбородок, вынуждает посмотреть ему в глаза.

— И что это за настроения? Тебе не понравилось?

— Понравилось. Очень. Я не знала, что так умею и что так может быть.

— Девственница, что ли?

— Наверное, — неуверенно пожимаю плечами. — Если считать потерей девственности первый оргазм, а не проникновение, то, получается…

— Ты шесть лет трахалась вхолостую? — морщится Костров, и от его сурового взгляда я прячу грудь за ладонями и сдвигаю ноги. — Нахрена?

— Просто… Так вышло. Я думала, что не умею… это… ну…

— Кончать? — говорит за меня Костров.

— Угу, — взглядом ищу свои вещи и кошусь на плед на диване.

— Знал бы, притащил бы с собой коробку гондонов.

В этот момент мой еще не остывший от недавних ярких впечатлений мозг подкидывает мне воспоминание о подарке от девчонок, который они занесли еще вчера.

— Я сейчас, — строго, почти по-учительски, произношу Кострову. Спрыгиваю со стола и, прихватив по пути плед, и завернувшись