В сером предрассветном сумраке выглядели разведчики устрашающе. Все в грязи, цвет обмундирования различить было совершенно невозможно. Двое, кроме Алексея, остались без сапог. Но оружие держали над головой, сохранив его в чистоте. Так и шли они по траншее, пугая своим видом встречных пехотинцев.

У разведотдела был колодец. Алексей сполоснулся первым — необходимо было срочно доложить о неудачном рейде и стычке с немцами.

— В облаву попали. Они лес цепью прочёсывали. Это просто удача, что все живыми вернулись, и никто не ранен, — закончил он свой доклад.

— Удача была бы, если бы вы немецкого «языка» живьём приволокли. Днём отдыхайте, а ночью — на ту сторону. Штаб «языка» требует.

— Есть.

Пока Алексей докладывал помощнику начальника штаба по разведке, люди слегка отмылись у колодца. Конечно, они всё ещё выглядели грязными, но не настолько. Старшина, обычно шумливый и хлопотливо радеющий за казённое имущество, молча выдал новые сапоги. Он сам недавно шёл через это болото, и представлял трудности, с которыми столкнулась разведгруппа. Да и вообще после рейда он стал смотреть на службу разведчиков иначе, сочувствующе. А ведь тогда рейд прошёл удачно, без перестрелок и потерь.

Они постирали и развесили форму, обмылись сами холодной водой, поели и легли спать. Проснувшись под вечер, поужинали, натянули на себя ещё влажную форму, почистили и смазали оружие. Как его ни оберегай от болотной воды и грязи, а всё равно влага попадает в механизм — немецкий МР 38/40 был чувствителен к загрязнениям.

В тот же вечер и в том же составе группа вышла на передовую. Через болото теперь решили не ходить — наверняка немцы на берегу пост выставили или пулемётный расчёт поставили.

Алексей решил вести группу по левому флангу — там кустарники и деревья. Одно было плохо — этот участок немцы густо нашпиговали минами. Каждую мину нужно было разминировать или обойти, и по расчётам, времени на переход должно было уйти больше. Зато разведчикам в болоте не купаться и не мёрзнуть, тем более что у парней после болота стали побаливать колени.

Они предупредили командира роты, узнали пароль и вышли на «нейтралку». Всё было как всегда.

Разведчики преодолели уже две трети пути. Впереди полз Дмитрий. Когда начнётся минное поле, его сменит Алексей.

И вдруг из темноты ударила одна автоматная очередь, другая… Стреляли почти в упор, метров с семи. Дима вскрикнул.

Разведчики ответили огнём. Били из положения лёжа.

Группа наткнулась на немецких разведчиков, и, к сожалению, немцы обнаружили их первыми.

Дима погиб сразу, приняв в себя первую очередь. Потом обе группы стали отходить, каждая — к своим позициям. С обеих сторон были потери, и вступать в рукопашную, которая могла привести к полному истреблению разведчиков, старшие групп не хотели. На счету каждый разведчик, зачем их губить в мясорубке, в которой дерутся сапёрными лопатками, ножами, прикладами? Ни из немецкой, ни из нашей траншеи не прозвучало ни одного выстрела — каждая сторона боялась задеть своих.

На плащ-накидку перевалили тело Дмитрия, и двое разведчиков потащили его к своим траншеям.

Алексей чувствовал странную слабость — даже удивился. Вроде бы он нигде не ощущал боли, но почему-то вдруг закружилась голова, отяжелели и стали чугунными руки и ноги, клонило в сон.

Они спрыгнули в траншею, и Алексея качнуло. Стоявший рядом пехотинец поддержал его и вдруг отдёрнул руку.

— Разведка, да ты ранен!

И тут же заорал:

— Санитара сюда!

Когда тело Дмитрия опустили с бруствера на дно траншеи, силы и вовсе покинули Алексея. Он уселся рядом с убитым, впал в забытьё и уже не видел, как прибежал санинструктор, чтобы перевязать его.

— Парни, его в госпиталь надо — пулевое ранение в грудь. Я здесь ничем помочь не могу.

Разведчики положили Алексея на плащ-палатку, взялись вчетвером за углы и понесли его в тыл.

Очнулся Алексей уже в санитарном поезде. Сначала он не мог понять, почему его так раскачивает. Затем услышал стук колёс на стыках, и только потом ощутил боль в боку. Застонал.

К нему подошла медсестричка:

— Очнулся, миленький? Вот и хорошо. Ты в санитарном поезде, мы едем в тыл, в госпиталь. Там тебя вылечат, подкормят.

— Что со мной? — прошептал он пересохшими губами.

— Пулевое ранение в бок. В карточке записано — в лёгкое. Операцию делали в полевом госпитале.

— Пить дай.

Медсестра поднесла к его губам чайник с носиком — вроде заварного.

— Пей, миленький.

Алексей выпил весь этот чайник — он назывался поильником — и снова впал в беспамятство.

Очнулся уже на какой-то станции. Поезд стоял, из открытой двери тянуло свежим воздухом. Выгружали тела умерших.

Алексей то приходил в себя, то снова отключался. Приходя в себя, он то и дело просил пить.

— Да ты хоть бульона хлебни, ведь который день не ешь ничего.

Но организм есть не хотел. Умом Алексей понимал, что есть надо, иначе как ему восстановиться? А в памяти всплывали эпизоды последнего боя. И как ни крути, а виноват был он. Надо было дозорного подальше вперед выслать. Хотя, в принципе, на исход боя это не повлияло, Дмитрий бы при любом раскладе погиб. Немецкая разведка сильной была, обычно туда отбирали егерей из добровольцев, готовили их долго и тщательно. Учили рукопашному бою, наблюдению за местностью, искусству маскировки, натаскивали на практических занятиях по стрельбе, снятию часовых, захвату «языка». Все действия отрабатывались до автоматизма.

И оснащение было лучше — взять те же ножи. Наши разведчики первое время сами укорачивали штыки от СВТ, но баланс у них был всё равно плохой — они неважно сидели в руке. Трофейный нож считался удачной добычей. И сетка маскировочная у немцев была, и высокие непромокаемые ботинки на шнуровке — да много чего. А у нас отобрали добровольцев во взвод, поднатаскали несколько дней — и в рейд. Мол, глядя на опытных разведчиков, сами научатся. И хорошо, если новоиспечённый разведчик имел фронтовой опыт. Потому потери были велики.

Взрастить опытного разведчика — время нужно и учителя толковые. А отцы-командиры иногда без зазрения совести посылали группы на заведомо почти невыполнимые задания, хорошо хоть самого Гитлера в плен взять не приказывали.

Много Алексей думал о разведке, пока в поезде в госпиталь ехал.

Поезд прибыл в Подольск. Алексея ввиду тяжести состояния положили в небольшую, на две койки, палату. Там уже лежал обгоревший танкист.

Понемногу хороший уход, лечение, отдых и сибирское здоровье сделали своё дело — молодой организм пошёл на поправку. Настал день, когда он смог сесть в постели и сам поесть — надоело, что его кормили с ложечки. И сейчас его мучили только перевязки.

Рана заживала плохо, и хирург, делавший перевязки, сказал, что в его организме не хватает витаминов. А откуда им, витаминам, взяться на фронте? Еда почти без овощей и совсем без фруктов. Кашей или макаронами наесться можно, но витаминов там точно нет.