— Может, ты все-таки выбросишь руну? — робко подала голос Октавия. — Все равно ведь мы уже зажгли свечу...

— Хорошо, — сдался он. — Но только одну. Всё равно я помногу не умею.

— Я тебя научу.

— Потом. Не сейчас.

Он огляделся в поисках мешочка и обнаружил его на столе, у свечки. Как тот туда попал, оставалось только гадать, должно быть, Фриц со страху не заметил, как прихватил его с собой. Пропустив мимо ушей девчоночье «мы», он встал, на негнущихся ногах прошёл до стола, взял кошель и распустил завязки. Перебрал холодные костяшки пальцами. На сердце почему-то снова сделалось тревожно.

«Это просто, — снова зазвучали в голове слова Единорога. — Задаёшься вопросом, потом вытягиваешь руну из мешочка и смотришь, что тебе выпало».

«Задаёшься вопросом...» А о чем сейчас спрашивать? Что надо узнать и о ком? «Хочу узнать, что с нами будет», — пожелала девочка. А «с нами» — это с кем? С ним и Октавией? С ними двоими и господином Карлом? С мамой? С мамой и сестрёнкой? С ними всеми и ешё с Йостом?

Он стоял так и размышлял, перебирая скользкие руны, как вдруг почувствовал, что одна словно сама собою зацедилась меж кончиков пальцев и застряла там. Осторожно, стараясь не дышать, Фриц вытащил её и посмотрел на ладонь.

Два треугольника на костяной пластинке соприкасались уголками.

— Ой, ну что там, что там? — спрашивала Октавия, вытягивая шею, как гусёнок, и подпрыгивая на кровати от нетерпения. Она даже про куклу забыла.

Фриц показал ей.

— «Дагаз»! — определила девочка. — Это «Дагаз» Руна дня.

— Ты хочешь сказать, что завтра будет новый день? — усмехнулся Фридрих. — Так это я и сам знаю. Может, что получше скажешь?

— М-м-м... ну, я не знаю, — подумав, сдалась она. Фриц ощутил прилив довольства — не так уж, видимо, она и разбиралась в этой рунной магии.

— Дагаз означает весь день, от вечера до вечера, — подумав, уточнила Октавия. — В нашей жизни что-то очень сильно поменялось. Очень-очень. Мне кажется, это добрый знак, если она нам выпала. Это значит, что нам повезёт.

— Повезёт? — покачал головой Фриц, пряча костяной прямоугольничек обратно. — Повезёт... Хорошо бы, если повезло. Интересно, надолго ль?

Они загасили свечу и снова улеглись. Октавия прижалась к Фрицу со спины и доверчиво приобняла его за шею, совсем как делала когда-то его сестра.

— Фриц?.. — сонным голосом позвала она.

— Что?

— А у тебя когда-нибудь был дом?

Фриц против воли напрягся. Проклятая девчонка словно читала его мысли.

— Был, — глухо сказал он в подушку. — Даже не один.

— И мама была?

— И мама была. И сестрёнка вроде тебя — такая же непоседа.

— Они где? Они сейчас живы? Ты расскажешь мне?

От девчачьих волос пахло синькой. Деревянная голова Пьеро упиралась под лопатку. Фриц долго молчал, прежде чем ответить.

— Не знаю. Может, расскажу, Потом. А сейчас спи.

На сей раз уговаривать не потребовалось.

Снаружи стемнело совсем. Сначала было светло от луны, потом её закрыли тучи. Стало холодно, поднялся ветер, а ещё спустя немного времени в окно заколотился дождь. С канала слышался плеск волн, из глубины подвала — сиплое дыхание мехов, гул пламени в трубе и приглушённый стук молотков. Октавия наконец заснула и теперь мирно сопела ему в ухо. Фриц подумал, что Йост был прав, когда говорил, что не стоило сегодня нанимать лодку, и возрадовался, что лежит сейчас в тёплой и сухой постели, а не трясётся где-то под мостом в дырявой лодке, накрывшись такой же дырявой рогожей. Надо было бы возблагодарить Господа за то, что он послал им друзей и укрытие в такую ночь, но сил молиться у Фридриха уже не было, да и девчонку очень кстати убаюкал шум дождя.

«Завтра, — решил он. — Я всё сделаю завтра».

И через минуту уже спал.

Если пушки в цене, значит, дело к войне

Кто не хочет платить, тот заплатит вдвойне.

Если в небе свинец, значит, скоро конец

Весть ещё не пришла, но в дороге гонец.

Если рана в груди — всё ещё впереди,

Позади только жизнь, с остальным подожди.

Если больно дышать — позови свою мать,

Кровью зов напиши и с тех пор не дыши.

Ольга Арефьева, из неизданного

Рассуждая о боге, невозможно обойти стороной вопрос любви.

Когда я выше рассматривал свет и тьму, то пришёл к выводу, что тьма есть просто — отсутствие света. Но любовь — один из тех случаев, когда противопоставление «сущего» и «не-сущего» неуместно. Если зло есть отсутствие добра, то ненависть вовсе не есть отсутствие любви. И то и другое, несомненно, существует. Отсутствие любви — это, скорее, равнодушие. Однако никто не будет спорить, что любовь и ненависть — полные антагонисты, сиречь противоположности. Вместе с тем любой не раз мог наблюдать, как любовь оборачивается ненавистью и наоборот, из чего можно заключить, что эти чувства сходны.

Бывает ли свет без тени? Не бывает.

Бывает ли любовь без ненависти? Как ни странно, да.

Я не уверен, но возможно, свет и тень — два разных явления, а любовь и ненависть два разных проявления одного и того же.

Счастливые люди счастливы разным счастьем. Несчастные несчастливы одинаково. Так и с любовью. Всяк любит по своему. Порою человек и сам не знает, любит он иль нет. Сколь часто приходилось слышать мне: «Наверное, я её люблю», «Ой, девочки, я, кажется, влюбилась!» или «Это похоже на любовь». Но когда человек кого-то (или что-то) ненавидит, у него пет на этот счёт никаких сомнений! Ненависть распознаётся нами сразу и безошибочно.

У каждого плода, у каждой снеди на столе свои вкус и запах. Сыр пахнет сыром, хлеб — хлебом, а вино — вином. Человек порой затрудняется с выбором, но питается на свой вкус, и вкусы те различны. Но если снедь испортилась, она становится одинаково плоха и отвратительна, сколь ни быт бы хороша до этого, и тогда она распознаётся безошибочно и сразу.

Моё мнение таково, что ненависть — это просто сгнившая любовь. Поселяя в своём сердце зерна ненависти, люди убивают любовь. Человек бывает настолько низок и подл, что в состоянии испортить и сгноить любую благодать, в том числе и душу, а значит, и бога в себе, ибо душа и есть частица бога. Изгоняя в себе бога, люди сами порождают в себе дьявола, сами воплощают в жизнь дьявольскую сущность. И сущность эта — сгнившая Идея бога. И тогда это действительно — проявление Зла. Самого что ни на есть реального и сущею.

Почему же Зло и темнота так связаны? Этого я знать не могу. Предполагаю только, что зло трусливо и слабосильно, оно живёт, размножается и вырастает сильным и опасным, только пока его не видят; потому-то всякое Зло и прячется в темноте. И тьма в людских душах есть самое страшное. Страшнее в этой жизни я ничего не могу себе представить.