По свидетельству автора, во Франции алкоголь вызывает четверть несчастных случаев на работе, сорок процентов дорожных происшествий и убийств.

Многочисленные болезни, которые вызывает алкоголизм, приводят пьяниц в больницу. Госпитализация одного больного алкоголика обходится в 2,5 раза дороже, чем госпитализация больного, не подверженного алкоголизму. В общей сложности пьянство поглощает 42 процента бюджета государственных больниц в Парижском районе, который между тем не относится к числу наиболее «пьющих».

Автор среди прочих причин распространения дурной страсти называет и такую, как доступность спиртного. Он говорит, что во Франции не только не ведётся борьба с этим злом, а напротив, для него создаются все условия. Существует баснословно широкая сеть бистро да плюс многочисленные рестораны, случайные буфеты. Благодаря этой общенациональной системе, которой нет равных во всём мире, всегда можно быть уверенным, что найдётся под рукой стакан вина. Не говоря уж о том, что оно продаётся свободно везде и в любой час и что алкогольные напитки дешевле всех прочих. Обычное красное вино стоит в два или три раза дешевле, чем содовая вода, кока-кола, фруктовый, сок, минеральная вода. Правительство сделало яд доступным для любого кошелька, введя более высокие налоги на воду, чем на вино.

Ко мне из-под Читы приехала совсем молодая женщина.

Она прочитала мою книгу «Сердце хирурга» и написала письмо с просьбой принять её. Не дождавшись ответа — я был в отпуске, — приехала в Ленинград. Её принял один из моих помощников и направил в Институт нейрохирургии на консультацию, поскольку она жаловалась на приступы эпилепсии. В институте её обследовали, признали эпилепсию неясного происхождения и прописали ей ряд противосудорожных средств.

С этими данными она вновь пришла в клинику с надеждой на то, что я тоже смогу её посмотреть. Я был дома, секретарь позвонила и доложила, что меня ждёт женщина и не хочет уезжать, пока я её не посмотрю.

Я попросил её к телефону и попросил завтра под вечер прийти ко мне на квартиру.

При встрече она рассказала мне свою историю.

Её отец, крестьянин-сибиряк, отличался богатырским сложением и крепким здоровьем. Он был в колхозе на хорошем счёту, работал бригадиром. Колхозники, и он в том числе, помимо земледелия и скотоводства, занимались охотой, и будущий отец Груни (так зовут мою больную) был ещё с юношества заядлым охотником.

Спокойный, рассудительный, непьющий, он был видным парнем и в двадцать лет женился на девушке из того же колхоза.

В 1941 году, когда он, тридцатилетний, ушёл на фронт, у него было уже пятеро детей. На фронте он показал себя прекрасным солдатом, не раз отличался в боях, награждался медалями, орденами. Два раза был ранен, один раз контужен, но каждый раз, поправившись, возвращался на фронт.

После войны, вернувшись в колхоз, начал пить, да так, что знавшие его односельчане с горечью удивлялись, как сник и опустился некогда красавец мужчина, богатырь и лучший работник на селе.

Дети его сначала учились в деревне, а затем и в областном городе. Он оставался с женой, которая извелась, глядя на опустившегося мужа.

Совершенно неожиданно, в возрасте, когда никто этого не ожидал, она принесла шестого ребёнка. Это и была наша Груня, которая родилась уже от пьяницы отца. И в то время как все её пять братьев и сестёр отличались завидным здоровьем, она росла девочкой слабой и больной.

Отец продолжал пить не переставая. У него всё чаще появлялись галлюцинации, и однажды после очередной пьянки его нашли в сарае повесившимся на 57-м году жизни.

Груне в то время было 15 лет. Она сильно переживала за отца, которого продолжала любить, и в день похорон с ней случился приступ тяжёлой эпилепсии с длительной потерей сознания.

Придя в себя, Груня ничего не помнила, а ей не сказали о приступе, и она постепенно оправилась от удара, нанесенного смертью отца. С тех пор приступы стали повторяться приблизительно раз в год.

В 17 лет Груня вышла замуж, и ко времени приезда у неё было уже двое детей. Однако приступы эпилепсии не прекратились после замужества, как надеялись местные врачи, а продолжались — сначала раз в год, потом всё чаще и чаще, в последнее время один раз в месяц. Главное же, они сопровождались всё более тяжёлыми судорогами, и все дольше Груня оставалась без сознания.

Выслушав больную, я склонялся к выводу: недуг молодой женщины — следствие алкоголизма отца.

После тщательного обследования Груни мы назначили ей полный курс лечения, который она должна будет проводить ежегодно.

Через два-три года просили показаться нам вновь.

Наши ободряющие разговоры, наш оптимизм передались и ей. Она уже не смотрела на будущее так мрачно, перестала говорить о самоубийстве, а обещала аккуратно выполнять все наши назначения. С тем мы её и отпустили.

У Леонида Андреева есть прекрасный рассказ «Жизнь Василия Фивейского» — тяжело он действует на психику человека, но сила правды, изображенной в нем, неоспорима, как неоспоримы и его высокие художественные достоинства.

Поскольку он имеет прямое отношение к нашей теме, позволим себе привести из него один эпизод:

«К ночи попадья напилась, и тогда началось для о. Василия то самое страшное, омерзительное и жалкое, о чём он не мог думать без целомудренного ужаса и нестерпимого стыда. В болезненной темноте закрытых ставен, среди чудовищных грёз, рождённых алкоголем, под тягучие звуки упорных речей о погибшем первенце у жены его явилась безумная мысль: родить нового сына, и в нём воскреснет безвременно погибший. Воскреснет его милая улыбка, воскреснут его глаза, сияющие тихим светом, и тихая, разумная речь его, — воскреснет весь он в красоте своего непорочного детства, каким он был в тот ужасный июльский день, когда ярко горело солнце и ослепительно сверкала обманчивая река. И, сгорая в безумной надежде, вся красивая и безобразная от охватившего её огня, попадья требовала от мужа ласк, униженно молила о них…»

Попадья все больше предавалась пьянству и в то же время мечтала о ребёнке. Наконец мечта её сбылась.

«На крещенье, ночью, попадья благополучно разрешилась от бремени мальчиком, и нарекли его Василием. Была у него большая голова и тоненькие ножки и что-то странно-тупое и бессмысленное в неподвижном взгляде округлых глаз. Три года провёли поп и попадья в страхе, сомнениях и надежде, и через три года ясно стало, что новый Вася родился идиотом. В безумии зачатый, безумным явился он на свет».

В то время когда Леонид Андреев писал этот рассказ, не было серьёзных научных исследований о влиянии алкоголя на организм, но писатель, зорко видевший жизнь, верно подметил часто наблюдавшееся явление и средствами художественного слова поведал людям то же, что и подтвердила в наши дни медицинская наука.

Я мог бы продолжать рассказы о печальной судьбе людей, унаследовавших от пьющих родителей тяжёлые недуги. Таких больных я много встретил на своём врачебном веку, и, может быть, оттого во мне развилось такое отвращение к пьянству. Много раз я выступал со статьями в газетах, в том числе в центральных, обращался к людям по радио, с экрана телевизора с рассказами о вреде пьянства. Да что я! Все лучшие умы человечества восставали против пьянства.