Джамиля пытливо взглянула на меня, при этом у нее дрогнул уголок рта, так что я сразу понял: моя идея пришлась ей по вкусу.

— В последний раз, когда ты играл добрым именем Грегора, Задар был разграблен. Будешь продолжать — поставишь весь христианский мир на колени.

— Иудейка станет возражать? — остроумно поинтересовался я.

— Нет, не станет, — ответила она, на секунду задумавшись.

До сих пор зима была сырая, но очень теплая — никто не надевал накидок, если светило солнце. Но в день предполагаемой раздачи серебра внезапно похолодало. Открытая площадь была не очень большая, поэтому люди стояли в тесной толпе, сидели друг у друга на плечах, свешивались из окон окружающих зданий. На тесноту никто не обращал внимания; это была горластая, оживленная, веселая толпа. Все предвкушали, как разойдутся с площади, зажимая в кулаке деньги. И все знали, что раздать им деньги заставил Бонифация один умный парень, их любимец, Грегор Майнцский.

Бонифаций Монферрат — Фацио для друзей, маркиз для подчиненных, Англичанин для сбитых с толку несостоявшихся убийц — на площади, разумеется, не появился. Он слышал молву (а кто ее не слышал?) и был не настолько глуп, чтобы предстать пред многотысячной толпой вооруженных воинов, веривших, что получат то, чего он никак не мог им дать. Не сомневаюсь, что последние несколько дней он только и думал, как бы ему найти выход из этой ситуации. Но выхода не было. В том-то и состоит красота простого плана.

Прошел час. Другой. Я изучал плиты из известняка, добытого на материке в горных каменоломнях, и убивал время, подсчитывая морские ракушки, застрявшие там во времена Ноя и Потопа. Воинов позвали на молитву, но никто не ушел. Настроение толпы менялось: безразличие перешло в раздражение. Бонифаций точно знал, какую выдержать паузу, прежде чем прислать на площадь гонца, который объявит, что маркиза свалила лихорадка, но он готов принять одного, и только одного, человека — Грегора Майнцского, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию. Грегор, забинтованная рука которого слегка выступала под плащом, был отправлен во дворец под дружные крики «Научи его уму-разуму, германец!», «Не подведи нас, Грегор!». При этом он получил множество дружеских хлопков по здоровому плечу.

Мы с Отто смотрели ему вслед, когда он удалялся по главной улице в сопровождении маркизова пажа.

Потом Отто перевел на меня прищуренный взгляд — видно, кое-что до него начало доходить.

— Мы ничего не получим? — спросил он.

— Конечно. Не надейся, — ответил я.

— Так это твоих рук дело? — взревел он, прозрев.

Я кивнул.

— Зачем?

— Не люблю заранее раскрывать все карты, — сказал я с виноватой улыбкой.

Я предполагал, что Грегор упадет на свой меч, фигурально выражаясь. И Бонифаций — мне казалось — не станет ему мешать. Когда Грегор вернулся на площадь и сообщил тысячам своих поклонников, что не смог ничего для них раздобыть вопреки их ожиданиям, то сразу был освистан и даже проклят, как я и предполагал.

А Бонифаций преспокойненько сидел в своем дворце, далеко от площади. Да, невероятно грустно терять такую удобную пешку, но еще грустнее распрощаться с собственным добрым именем. Он разбирался в политике с ее подводными течениями: хотя это он отказался наградить воинов, они обозлятся на Грегора. Он, маркиз, всего лишь разочаровал их, а вожаки нередко разочаровывают свой народ. Грегор же предал их, упав с пьедестала, о высоте которого имел самое приблизительное представление. Как раз этого я и добивался с самого начала, в чем нисколько не раскаиваюсь. Более того, всем рекомендую такой способ. Если встретите хорошего человека и увидите, что его затягивают в политику, сделайте ему одолжение и пораньше лишите его доброго имени.

Грегор, честь ему и хвала, незамедлительно решил, к немалому моему огорчению, вернуть себе уважение армии, по крайней мере, как к воину. В этом он преуспел. Не оправившись после знаменитой драки на площади, весь в синяках и с плохо зажившей раной, он убедил несколько своих соратников, германских рыцарей, присоединиться к нему и устроить тренировку лошадей за городскими стенами. Затем, когда декабрьская погода позволила и снова потеплело, он организовал небольшой турнир между германскими и фламандскими воинами, хотя по состоянию здоровья сам в нем участвовать не смог. Простые воины никогда не забудут (я на то и надеялся), как он упал со своего пьедестала — что взять с обыкновенного смертного, ему ли тягаться с вожаками. Но даже они с неохотой были вынуждены признать, что он не щадил себя в попытках вернуть их доверие.

Совершенно очевидно, что Бонифацию обо всем донесли его агенты. Должно быть, его порадовало, что Грегор останется популярным героем. Кое-кто из мелких сошек, что терлись при маркизе, попытался отсоветовать ему делать ставку на эту популярную личность, но маркиз, задумавший осуществить «великий план», никого не слушал. Пока.