обращается к ребятам, многие из которых злорадно улыбаются, а другие выглядят шокированными и удивлёнными: — Мы во всем разберёмся, а вы продолжайте наслаждаться вечером танцев. Миш, включай музыку. — Директор смотрит на нас с Таней по очереди и говорит: — Обе в мой кабинет. Сейчас же.

____________

*Мелководье (саундтрек к фильму "Звезда родилась")

**перевод песни: Александр Васильченко

Глава 26. Ева

Таня смеряет меня высокомерным взглядом и, победно улыбнувшись, первой отправляется на выход из зала. Её плечи расправлены, подбородок высоко поднят, а походка грациозная и уверенная.

Похоже, я здесь не одна из тех, кто не за того себя выдаёт.

— Эльвира, — напоминает мне о себе директор и приглашающе ведёт рукой.

Я досадливо поджимаю губы и отправляюсь следом за мнимой Тихоней, но через минуту нам преграждает путь Никита.

— Таня врёт, — заявляет он Жевнову. — Я знал Эльвиру и до «Золотого городка», то, что несла эта чокнутая — полная чушь.

Сердце болезненно сжимается оттого, каким взволнованным и напуганным выглядит тот, в кого я без памяти влюблена. Его попытка меня спасти... Нежелание со мной расставаться... Это больно ранит. И пугает. Потому что мне уже ничего не сможет помочь.

Таня решила мою судьбу.

— Как я сказал ранее, — трогает плечо Никиты директор, — мы во всём разберёмся.

— В чём тут разбираться? — сбрасывает тот с себя чужую руку. — Эльвира не обязана терпеть все эти лживые обвинения! Сколько можно? Разве вы сами не видите, что Таня всего-навсего сумасшедшая?

— И фото я сделала в Фотошопе, так? — влезает «Тихоня», гаденько улыбнувшись. — Ты с самого начала знал, кто она такая, и прикрывал её! Она не должна быть тут! Она обманщица и воровка!

— Заткнись! — бросается к ней Никита, но директор успевает его перехватить, и тогда он ей рычит: — Если ты добьёшься своего, я не дам тебе здесь спокойной жизни. Обещаю.

— Никита, не усугубляй ситуацию, — просит директор и отпускает его. — На этом всё, нам пора идти.

Я обхватываю пальцы Никиты своими, жду, когда он на меня посмотрит, и киваю ему. Взглядом обещаю, что всё будет хорошо, говорю, что мне тоже больно и страшно, что не хочу с ним расставаться, но... Нам придётся попрощаться.

— Нет, Веснушка... — застывают в его глазах слёзы.

Я снова киваю и, сглотнув ком в горле, тихо прошу его:

— Передай нашим друзьям, что мне очень жаль, хорошо? И спасибо тебе за всё, Никита...

— Нет... Не прощайся со мной...

— Пойдём, Эльвира, — обхватывает своими пальцами моё плечо Жевнов и тянет от Никиты.

Мне приходится отпустить его пальцы, и это кромсает мою душу на болезненно острые кусочки...

Я не замечаю путь до кабинета директора, погрязнув в собственной боли и в боли Никиты, что видела в его невероятных глазах. Но, заняв стул напротив директорского стола, я прихожу в себя. Мне нужны ответы. Я обязана узнать, каким образом эта «невинная овечка» погубила моё будущее.

И Жевнов предоставляет мне такой шанс.

— Посидите тут пять минут, у меня есть одно срочное дело, а затем мы обо всем поговорим.

Мужчина скрывается за дверью смежной комнаты, а я поворачиваюсь на стуле в сторону Татьяны:

— Теперь ты можешь быть откровенной? Можешь честно рассказать, для чего всё это устроила?

Таня медленно переводит взгляд на меня и ещё медленнее пожимает плечами.

— Терпеть не могу таких, как ты. Тех, кто не ударит и пальца о палец, а всеобщее внимание приковано к ним. Ты даже ничего особенного из себя не представляешь. Не стараешься понравиться. А они... Эля-Эля-Эля! А ты даже не Эля! — фыркает она. — И не смогла как следует притвориться ей. Паршивой актрисе здесь не место.

— А ты, значит, актриса великолепная, и здесь место тебе одной?

— Именно, — выразительно ведёт она бровями.

— Выходит, Таня-Тихоня — это твоя роль? Но зачем тебе кого-то играть?

— Нет, я здесь не по той же причине, что и ты, — насмехается она. — Мне просто нравится играть роли. Практика, если хочешь. И в будущем я стану актрисой, из-за которой будут драться режиссеры-продюсеры.

— Если тебя не посадят за воровство, — усмехаюсь я. — Ведь твоя клептомания — не выдумка. Ты действительно больна, верно?

— Это мелочь, — отмахивается она. — Люблю сувениры, добытые с риском. Мой личный сорт наркотика под названием «Адреналин». Когда у тебя есть все возможности, трудно найти занятие, которое по-настоящему заводит. Ой, тебе ведь неизвестно, что такое иметь всё, что захочется.

— Ты права — неизвестно. Но и ты со своими возможностями имеешь далеко не всё.

— И чего же у меня нет, по-твоему?

— Судя по всему, сердца, — хмыкаю я. — Но я не об этом. В твой жизни отсутствует искренность и правда, а соответственно, у тебя нет друзей и нет человека, который бы мог тебя полюбить.

— Всё это у меня будет, как только ты свалишь отсюда.

— Решила сыграть меня? — насмешливо поднимаю я брови.

— Я хорошо тебя изучила, — снова жмёт она плечами.

— Тебе никто не поверит, но... дело твоё. Мне другое интересно: как ты узнала обо мне? Понятно, что о деньгах и подмене ты выяснила, хорошенько прошарив мой телефон, который, потакая своей натуре, украла. Но как ты о нём узнала? Случайно нашла, когда копалась в моих вещах?

— Нет, я осматривала твои вещи, как раз чтобы его найти. Вы с Никитой такие болтливые! И даже не заботитесь о том, чтобы вас никто не услышал.

— Не помню, чтобы мы говорили о телефоне в лесу, где ты за нами подглядывала, — поджимаю я губы.

— Но наверняка помнишь, где рассказывала Нику о том, что его потеряла? — гаденько улыбается она, подняв одну бровь.

Чёрт.

Трибуны на футбольном поле. Ей известно обо мне почти с самого начала! Даже удивительно, что она так долго держалась!

— Почему же ты сразу не рассказала всем обо мне, а решила