Кристофер Грундт кивнул. Взгляд его стал стеклянным, он словно всматривался в какую-то точку за спиной Гуннара. Барбаротти исподтишка наблюдал за ним. Самый прямолинейный возраст, вспомнил он. Может быть, что-то и проклюнется.

— Я очень хорошо понимаю, о чем вы, — неожиданно очнулся Кристофер. — И все равно ничего не могу вспомнить.

Вот так, устало подумал инспектор Барбаротти и тяжело вздохнул.

Рождественские праздники пришли и ушли.

Сара постепенно выздоравливала. Канун Рождества они провели перед телевизором. Арне Вайсе сменил цвет волос, пол и даже имя: теперь его звали Блоссом. Сара полулежала на диване под подоткнутым со всех сторон одеялом, а он примостился в кресле и то и дело выбегал на кухню принести очередное лакомство. Суши. Черные оливки. Блинчики с икрой и сметаной. Все это он купил за полчаса на рынке, каждую минуту посылая благодарственные молитвы вне всяких сомнений существующему Богу. Интересно, что там у них на столе в Мальмбергете? Как-то раз он там был и до сих пор с отвращением вспоминал свиную ножку, которую грыз не менее получаса. После «Калле Анки»[45]он позвонил родственникам и пожелал счастливого Рождества, узнал, что Мартин подвернул ногу на лыжах, что сегодня двадцать два мороза, а в остальном все в порядке.

Почти все остальное время они читали полученные в подарок друг от друга книги. Он подарил ей Моа Мартинсон[46]и Кафку — это была ее просьба. Причины такой комбинации так и остались ему неясны. Наверное, какое-нибудь школьное задание: прочитать Кафку и почему-то Мартинсон. На его долю достался «Поезд» Пита Декстера.

В случае с исчезновениями никакой подвижки не произошло. Вечерки конечно же пронюхали, кем был один из исчезнувших, но новость прошла более или менее незаметно на фоне многостраничных рождественских материалов. А может, еще проще: у героев документального мыла такой короткий период полураспада, что через два месяца о них никто и не помнит. Он позвонил Розмари Германссон и узнал, что звонил какой-то журналист и еще кто-то фотографировал дом. Вот и все. Ну и слава богу.

Ничего более интересного он не узнал. Эбба Грундт с мужем и Кристофером остались на Рождество в Чимлинге: было бы странно возвращаться в Сундсваль без Хенрика, объяснила Эбба. Но поздно или рано, если ничего не прояснится, они все равно должны будут уехать.

Гуннар Барбаротти согласился с таким решением и добавил, что полиция «принимает все меры» для раскрытия загадочных исчезновений.

Это была чистая правда, хотя «все меры» сводились пока к ожиданию сигналов случайных свидетелей и сведений от операторов мобильной связи. Эти сведения тоже задерживались — как-никак, Рождество. Обычно дело шло быстрее. Молльберг с помощью ассистентов Линдстрёма и Хегель занимался проверкой знакомств Роберта Германссона, и уже к вечеру Рождества Барбаротти получил результаты: ни один из четырех «близких знакомых» и ни один из девяти из классного списка даже понятия не имел, что Роберт находится в Чимлинге. Во всяком случае, они утверждали это со всей уверенностью, и у Молльберга не было ни малейшей причины сомневаться в их правдивости.

Вот так и обстояли дела. Гуннар даже позвонил Розмари Германссон и спросил, не говорили ли они кому-нибудь из посторонних, что Роберт и Хенрик собираются их навестить. Она отошла на секунду посоветоваться с мужем. Нет, ни она, ни муж ни с кем на эту тему не говорили. Но это не исключает, конечно, что кто-то как-то… через кого-то… мог и узнать.

Хотя бы в школе, предположила она. Там-то все новости выплывают наружу. Особенно плохие.

— Но насчет Роберта все помалкивали? — спросил Гуннар.

— Да, про Роберта даже не упоминали, — согласилась госпожа Германссон.

Он поблагодарил и повесил трубку. От этого разговора он нисколько не поумнел, но к такому не привыкать. Взял из холодильника последний ролл и вернулся к Питу Декстеру.

На второй день Рождества Саре стало настолько лучше, что она оделась, прибрала комнату и пошла прогуляться с подругой. Гуннар Барбаротти решил позвонить Эве Бакман — та уже четыре дня провела в семейном кругу и, возможно, нуждалась в смене обстановки. Хотя никакие соревнования или тренировки по бенди в эти дни не намечались, но кто знает?

— Может быть, выпьем по чашке кофе в «Аисте»? Мне бы очень хотелось обсудить этот случай именно с тобой.

Эва согласилась так быстро, что он заподозрил, что она только и ждала повода удрать из дома. Вилле с ребятами все равно идут в кино, оправдывалась она, так что я могу со спокойной совестью выпить с тобой кофе. Гуннар почему-то решил, что всю эту версию с кино она придумала на ходу, но промолчал: ему была важна ее точка зрения на всю эту чертовщину.

Они просидели в «Аисте» почти два часа. Он изложил все, что ему известно по делу, а она слушала с полуприкрытыми, ничего не выражающими глазами. Они работали вместе уже много лет, и Гуннар знал, что это вовсе не означает, что она с минуты на минуту заснет. Наоборот, чем более тупым был ее взгляд, тем с большим вниманием она слушает.

— Черт-те что, — сделала она заключение.

— Ты так считаешь?

— Да. Ничего нелепее в жизни не видела. Какие у тебя соображения?

Гуннар Барбаротти покачал головой:

— Никаких. В этом-то все и дело: никаких соображений у меня нет.

— Никаких?

— Никаких.

— Нет?

— Нет.

Эва Бакман тщательно собрала крошки печенья с блюдца:

— А как они?

— Кто — они?

— Все семейство… У меня странное чувство, что… — Она внезапно замолчала.

— Какое у тебя чувство, Эва?

Она молча достала пачку сигарет.

— Ты что, опять закурила?

— Нет… ты меня неправильно понял. Я просто любуюсь на пачку… Кстати, дома мне курить запретили, а на балкон в такую стужу не пойду ни за что.

— Прошу прощения. И какое же у тебя чувство? Ты сказала «странное»…

— Да… — Она почему-то понизила голос и придвинулась поближе: — Если убита женщина, мы в первую очередь интересуемся, была ли она замужем. И если была, мы беремся за мужа.

В восьми случаях из десяти он и есть убийца. Не надо искать собаку у соседей, если она зарыта в твоем саду. Что я хочу сказать? А вот что: похоже на дела семейные.

— Никогда не знал, что ты принимаешь меня за идиота, — мрачно сказал Барбаротти. — Ты что, всерьез считаешь, что я об этом не думал?