Николь шла по улице без ботинок, носков или пальто. Сырой воздух Ханоя продувал тонкое платьице из хлопка. Измотанная дорогой длиною в месяц, она на несколько часов забылась сном. При звуках стрельбы Николь встрепенулась. Прислушалась. Насторожилась, испытывая неподдельный страх.

Под покровом ночи Николь набралась смелости забрать из магазина ключ и, боясь, что ее заметят, пробралась в дом, оставаясь все время в тени. Прошла мимо озера, оставляя позади сияющую в лунном свете воду. В последний раз оглянулась, повернула ключ в замочной скважине и переступила порог. Наконец-то она в безопасности, в своем старом доме! Коридор утопал в темноте, и Николь споткнулась о какой-то предмет, валявшийся на полу. Прислушалась к тиканью часов, нащупала выключатель. Раздался щелчок, но свет не зажегся. Николь прислонилась спиной к двери, а когда глаза привыкли к темноте, пробралась в гостиную, следуя за слабым мерцанием луны, идущим от купола. Но и там не было света. Тогда Николь прокралась на кухню. Казалось, дом покинули в спешке. Ее бросило в жар от осознания серьезности всей ситуации. А что, если родные не смогли уехать? Что, если Вьетминь все же пришел к власти? Николь попыталась успокоиться, не позволяя тревоге взять верх, но в ее отсутствие с Сильвией или Лизой могло случиться что угодно.

В доме было сыро и холодно, словно здесь несколько недель, а может, и месяцев никто не жил, что ее сильно потрясло. Она прислушалась к скрипам и стонам особняка, представляя, как храпит отец и сладко спит Сильвия, безупречная даже во сне. Образ померк. Возможно, пока Николь тряслась здесь, внизу, наверху кто-то был, подумала она. И все же из-за холода дом казался необитаемым.

Двигаясь в темноте, Николь прошла к тумбочке и нащупала верхний ящик справа, где Лиза хранила всякую всячину: свечи на случай отключения электричества, спички для масляной лампы, пилочку для ногтей, острые ножницы, почтовые марки, конверты. Девушка выдвинула ящик, нашла свечи и отсыревший коробок спичек. Через шесть-семь попыток Николь наконец смогла зажечь огонь, и темнота отступила.

В неровном сиянии свечи она посмотрела на потолок, по которому ползали угловатые тени. Николь открыла ставни и, насторожившись, попятилась. Окно было заколочено. Она вернулась к ящику и зажгла еще свечей, потом капнула воск в кофейные чашки, брошенные на столе. Поставив свечи в чашки, она взяла одну и направилась в кладовку за едой. Николь услышала, как скребутся мыши, и поняла, что ничего путного она не найдет. Однако Лиза хранила маринованные овощи и варенье, а еще несколько банок консервированной фасоли. При мысли о кухарке Николь едва удержалась на ногах – она ужасно боялась того, что могло случиться с ее старой подругой.

На руку Николь капнул горячий воск, и она вскрикнула. Натянула на кулак рукав, потом поискала пустую бутылку из-под вина. Найдя подходящую, поместила туда свечку и открыла банку с маринованными кабачками, наслаждаясь их вкусом. Рассол стекал по подбородку девушки, капая на грудь. Кран с холодной водой на кухне все еще работал, и Николь наполнила кружку ржавой водой. Она бы предпочла багет с маслом и джемом, но, конечно, ничего подобного не было, а на холодной плите кофе не сваришь.

Ноги ужасно болели, и Николь взяла с кресла у окна старый плед Лизы. Завернувшись в него, поплелась к лестнице в дальней части дома, чтобы подняться в гостиную.

При звуке шагов над головой Николь напряглась. В голове все перемешалось – воспоминания, смутные образы, слова. Девушка сильнее закуталась в плед и притаилась. Шаги стихли, но ее сердце стучало так сильно, что готово было выскочить из груди. Николь прислушалась: наверху скрипнула дверь. Может, это Жиро спускается сейчас по лестнице? Всколыхнулись темные уголки памяти, и Николь приготовилась встретить своего старого обидчика.

В коридоре пробили часы. И снова тишина.

На пороге возник мужской силуэт. Ореол лунного света окутывал фигуру, а лицо оставалось в темноте. Человек шагнул вперед.

Во время бегства с севера Николь нарастила прочную броню, но сейчас она рассыпалась в мгновение ока. Лишь стучала в ушах кровь. Девушка застыла в ожидании.

Ночной гость не шевелился. По дому разливалась тишина, на улице прошуршали шины. И больше ничего.

В мерцании свечи в руке незнакомца блеснул пистолет.

– Кто вы? – отважилась спросить Николь.

Человек прокашлялся. Звук обыденный, но оттого еще более устрашающий. Не могла ведь она пройти столь длинный путь, чтобы все закончилось вот так?

– Николь, это ты?

– Марк?

Когда он вышел вперед, Николь уронила бутылку, и та с грохотом разбилась. Ноги девушки подкосились, а спустя мгновение ее несли вверх по лестнице, в прежнюю отцовскую спальню.

* * *

Шли часы. Марк суетился вокруг Николь, вымыл ей ступни, продезинфицировал раны. Он проявлял невероятную заботу, пусть и казался слегка отстраненным. Принес еды, воды, поменял пропитанные потом простыни. Даже подумал о ночном горшке. Николь провалилась в забытье, слишком уставшая и больная, чтобы испытывать стыд. Она лежала в кровати, окруженная ароматом лаванды, а Марк сидел рядом на стуле. Когда она наконец тоже села, то спросила, что же здесь случилось, но он и сам ничего не знал. Марку пришлось уехать в Америку, а когда он вернулся, за день до ее появления, дом уже пустовал. Сильвия сказала ему, что Николь сбежала с вьетнамцем.

– Я боялся, что это случится.

– Что именно? Что я убегу с другим мужчиной?

Марк отвел взгляд.

– Николь, я не шучу. Одному Богу известно, во что ты ввязалась. Этот человек террорист.

– Кто-нибудь знает, что ты здесь? – спросила Николь, игнорируя замечание Марка.

Она могла сказать то же самое и о нем. Никто не знал, чем он занимался, а к насилию прибегали обе стороны, Николь это знала.

– Нет, – ответил Марк. – Я зашел через черный ход в саду. Ничего здесь не трогал. С внешней стороны окна заколочены, и я не открывал ставни или занавески.

– Как ты проник в дом?

– Сильвия дала мне ключ.

– Больше ни у кого нет ключа?

– Насколько мне известно, нет.

Николь подавила всхлип.

– Что случилось с моей семьей?

– Пытаюсь это выяснить. Возможно, Сильвия и твой отец просто собрали вещи и уехали.

Николь посмотрела в ярко-голубые глаза Марка, надеясь, что он ничего от нее не утаивает.

– Жаль, что я не знаю этого наверняка. Я подвела отца. Мне хотелось ему отомстить.

– Всем пришлось непросто, – вздохнул Марк. – Сейчас никто не знает, что правильно, а что нет.

Николь кивнула. Тишина расползалась по комнате, делая дальнейший разговор ненужным.

– Хочу принять ванну, – наконец сказала Николь. – Мне кажется, я ужасно грязная. – Она посмотрела на сломанные ногти и запачканные руки. – Должно быть, от меня дурно пахнет.