Марк улыбнулся:

– Есть такое, но нечем зажечь нагревательный бак, и горячей воды нет.

– А я так надеялась.

– Посмотрим, что можно сделать.

Николь тронула такая забота, на глаза навернулись слезы. Пока его не было, она вновь задремала, но ее мучили кошмары. Когда пришел Марк, она вся дрожала. Он опустил на пол коробку, подошел к ней, обнял и погладил по спине, позволяя выплакаться.

– Зачем ты здесь? – спросила Николь, когда рыдания стихли. – Зачем вернулся в Ханой?

– Мне все еще нужно доделать работу.

Последовала долгая пауза. Марк смотрел в пол. Когда он поднял голову, его лицо изменилось.

– У меня есть кое-что для тебя, – с улыбкой проговорил он.

– В коробке?

– Да. Там переносной газовый баллон и горелка. Слишком горячей вода не будет, но дрожь из костей выгонит. Я все приготовлю.

Николь остановила его.

– Ты ведь не собирался делать предложение Сильвии?

– Нет, – без колебаний ответил Марк. – Я и раньше тебе это говорил. Мы с Сильвией не встречались.

– Она попросила меня отрезать ей восемь метров кремового шелка. Для чего, не объяснила, но я всегда думала, что для свадебного платья.

* * *

Всю следующую неделю Марк покидал дом по ночам, оставляя Николь одну в странном мире, наполненном мерцанием свечей. Она не спрашивала, куда он уходит, – возможно, он просто не мог говорить об этом. Днем Марк составлял ей компанию, читал и заботился, чтобы она ни в чем не нуждалась.

Однажды утром Николь проснулась и увидела Марка возле своей постели с подносом на коленях.

Она заморгала, стряхивая с себя сон.

– Боже мой! Кофе!

Марк кивнул:

– Использовал остатки газа. А еще есть свежий багет с маслом и джемом.

– Откуда ты узнал, что я мечтала о них?

– Ты разговаривала во сне.

– А ты, значит, смотрел на меня, пока я спала?

Марк смутился.

– Нет, но иногда заходил, чтобы убедиться, что ты еще дышишь.

– Будто присматривал за младенцем.

Он засмеялся, но Николь заметила, что его взгляд помрачнел.

– Нам не стоит вызывать подозрения Жиро. Ты ведь это понимаешь? Он считает тебя угрозой для французов.

– Но я не террористка.

– Ты что-то узнала об их планах?

– Я была просто певицей.

– Очень на это надеюсь.

Мысль, что он смотрел на нее спящую, обрадовала Николь. Ей захотелось увидеть его лицо в ярких лучах зимнего солнца. В сумраке дома Марк казался чрезвычайно бледным. Она развернула его к себе лицом.

– У тебя щетина отросла, – сказала Николь.

Марк накрыл ее ладонь своею:

– Кофе?

Она увидела две кружки и две тарелки.

– Будешь со мной завтракать?

Марк кивнул.

– Забирайся сюда. – Николь похлопала по пуховому одеялу. – В доме ужасно холодно.

Он снял обувь и послушно устроился рядом с ней.

Завтракали они в тишине и спокойствии. К Николь вернулся аппетит: она накинулась на еду, роняя масло и джем на простыню.

– Какая же ты хрюшка, – сказал Марк, положив руку на ногу Николь, потом вытер ей рот салфеткой.

В такой близости Николь уловила на щеке его горячее дыхание, но он поспешил отстраниться.

– Мне нужно немного вздремнуть, – проговорил Марк, – а потом я уйду.

Охваченная чувством одиночества, Николь уставилась на пустую кружку.

– Ты поможешь мне перейти в мою прежнюю спальню? Я так хочу увидеть естественный свет. На верхнем этаже окна не заколочены.

– Нужно найти простыни. Там не застелено.

– Среди привычных вещей мне будет лучше.

Подготовив постель, Марк помог ей подняться по лестнице. При виде своей прекрасной комнаты, наполненной безупречным светом, Николь не сдержала слез.

– Тебе нравится? Я здесь немного прибрал.

Она покачала головой, не в силах справиться с эмоциями.

– А теперь полезай в постель. Я поставил у кровати свечу для темного времени суток. Но постарайся не открывать занавески и жалюзи, чтобы снаружи не увидели света.

– Кто-то может заметить, что окна днем открыты, а на ночь занавешены?

– Смоковница загораживает обзор. Не открывай окон, выходящих на улицу перед домом.

– Ты вернешься?

– Пока нет.

Николь дотянулась до руки Марка:

– Прошу тебя, не уходи.

– Николь, поверь мне, я не хочу уходить, но у меня нет выбора. Я оставлю тебе запас еды, а если сможешь сама добраться до ванной, все будет нормально. Прошу тебя, помни о своем состоянии. Тебе нужен отдых, так что оставайся наверху и веди себя тихо. Дом должен выглядеть покинутым. Как я и сказал, можешь приоткрыть окно, но только когда стемнеет.

Когда Марк ушел, Николь легла в постель и подумала, что так никому и не рассказала об увиденном в ночь бала – ни Сильвии, ни Чану, ни Марку. В его отсутствие эти мысли угнетали ее. Николь понимала, что дорога на юг, голод и тяжелая жизнь с театральной труппой подорвали ее здоровье, но не желала валяться в кровати. Николь ходила вверх и вниз по лестнице, чтобы вернуть ногам силу, потом осторожно прогулялась по дому. В тусклом свете она рассматривала комнаты, думала о семье, водя ладонями по вещам родных, будто могла тем самым установить с ними связь: она касалась прекрасных ширм Сильвии, дубового стола отца, старого кресла Лизы. Удивительно, что мебель не упаковали и не отправили во Францию, но, может быть, Сильвия намеревалась вернуться? Сколько же воспоминаний хранили стены этих комнат! Увидит ли она вновь свою семью? Николь зашла в крохотную аквамариновую ванную, о которой столько мечтала в пути, и открыла шкафчик Сильвии. Внутри стояли баночка с кремом для лица и флакон с духами. Никаких таблеток. Николь взяла флакон, понюхала, и ей стало так тоскливо, что снова навернулись слезы.

Вернувшись в спальню, девушка присела перед старым книжным шкафом и провела ладонью по корешкам любимых книг. Достала одну и принюхалась, повторила то же с тремя другими и наконец выудила самую дорогую ее сердцу книгу детства: «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она напомнила о прежней жизни в Хюэ, где Николь впервые ее прочла. Ввернулись мысли о старом доме. Николь пролистнула несколько страниц и с удивлением обнаружила конверт. Неужели она оставила тут незаконченное письмо? Однако оно было запечатано. Николь вскрыла конверт и развернула листок бумаги.