— Операция в силе, — ответил Соколов и отключился.

Ремизов довольно улыбнулся и посмотрел на лоскут кожи, висящий на спине у Быкова:

— Что, не приходит в сознание? — спросили он у седого.

— Нет, господин генерал!

— Ладно, заканчивай, и к Милорадовой. Узнай, что делать с этой нейросетью.

Он встал, кивнул Паульссену, и они вышли.

— Генерала в его аппартаменты, — приказал спецназовцам Ремизов, и глянул на пару девушек в полной экипировке. — Вы, двое, со мной…

Он двинулся к лифту.

Как только дверь за последним человеком закрылась, открылась одна из потолочных панелей сдвинулась, и упала вниз.

Вероника давно не видела настоящего земного неба, поэтому нашла Северную звезду. Просто так нашла, без помощи ПРОЦ. Олли стояла рядом. Несмотря на гораздо больший опыт, звание и знание, в оперативной работе она безоговорочно признавала первенство Аксеновой, и привычно прикрывала ей спину. Они могли ругаться в Барлионе, пикироваться в реале, но в поле… В поле Вероника была безоговорочно лучше.

Ладно, пора, решила Аксенова, достала телефон и набрала отца.

— Телефон уберите! — тут же среагировал стоящий рядом спецназовец, и позвал: — Полковник, нарушение режима молчания!

Командир роты тут же оказался рядом и требовательно протянул руку:

— Давай его сюда! Никаких звонков во время операции!

— Я звоню отцу! В отличии от вас, я на поверхности бываю раз в месяц, не порти настроение, а?! — Вероника отодвинулась от него.

— Не устраивай цирк, Аксенова! Все равно глушилка работает!

Она тяжело вздохнула и отдала телефон.

— Вот и хорошо! — полковник сунул его в карман штанов и показал в сторону бронемашин. — Садитесь, время не тянем! еще пятнадцать минут до вертушек ехать!

«Подготовь пакет информации для передачи», — приказала она ПРОЦ.

«Все готово, я жду команаду».

Аксенова давно перестала бояться, что ее убьют, как и того, что она кого-то убьет. Оценка Рады, которую та донесла Быкову при их последнем разговоре, почти наверняка заставила бы ее расхохотаться, хотя не смеялась она тоже очень давно. Если бы ей надо было убить… Да, вот, например, даже Олли — она ни на секунду не задумалась бы над этим. Жизнь ни человека, ни шифра практически ничего не стоит, а то существование, которое она сейчас вела, назвать жизнью было весьма затруднительно.

Вероника, возможно, отдала бы все за то, чтобы никогда не раскрыть глаза на том самом операционном толе, где ее собирали. Просто умереть, возможно, встретиться с детьми в Раю, если он есть… Ведь ни она, ни они к тому моменту не сделали ничего плохого. Сейчас максимум, кого она могла встретить в загробной жизни — это мужа. Хотя она искренне сомневалась, что котел, который приготовят черти ему, будет хотя бы наполовину таким же горячим, как ее.

Иногда она думала, о том, как ему удавалось после операций возвращаться и вести себя дома как обычно? Потом поняла — видимо, привычка с детства. Это для нее теперешнее состояние — ненавистная работа ради возможности отомстить. Муж верил в то, что служит правому делу, спасает хороших людей, убивает плохих…

Вероника остановилась у машины и хмуро глянула на место, которое оставили ей спецназовцы. Хорошие, плохие… Святая наивность… В кузове, где ее, предположительно, завалят, сидело семеро, в принципе, хороших людей. Они тоже считали, что занимаются хорошим делом. Спасают других людей. Убивают террористов. Выполняют свой гражданский долг. Или воинский? Да не важно. И она тоже была, в принципе, хорошим человеком. Не, когда еще была человеком.

Хотя… Вероника больше не считала себя хорошим человеком, так что, возможно, спецназовцы действительно не такие уж и плохие. Завалить спятившего робота — это же хороший поступок, правда? Пусть даже робот немножко живой, но он ведь спятил. А тут тебе еще и премию выпишут за боевую операцию.

Впрочем, упрощать жизнь им Аксенова не собиралась. Она Возмущенно заорала:

— Я что, в кузове еду? Поясните-ка, господин полковник!?

Командир повернулся:

— Может, тебе такси заказать?

— Закажи! Я — напоминаю — офицер специального подразделения «Немезида», а не рота спецназа! Как и она! — нам положено место в кабине!

К ее удивлению, полковник, немного подумав, махнул рукой:

— Ладно, ты — давай, со мной… А ты — на этой поедешь! Вихров?! Уступи даме место!

Хмурый майор пересел в кузов, а Олли погрузилась в кабину. Аксенову не слишком обрадовало соседство с полковником, но что поделаешь — второй раз пересаживаться было бы слишком подозрительно, да и затягивать с отъездом не стоило — время шло.

— Телефон-то отдай, — сказала Вероника, когда они отъехали.

— Нет, не отдам здесь уже покрытия глушилок нет. После операции позвонишь… кому ты там собиралась.

Она фыркнула и отвернулась к окну. Таймер в сознании, запущенный ПРОЦ, отсчитывал предпоследнюю минуту, когда они, наконец, въехали в лес. На секунду Вероника задумалась, стоит ли её задумка двух десятков жизней. А потом протянула правую руку к рукоятке «Глока», висящего в нагрудной кобуре поверх бронежилета, а левую — к рычагу открытия двери. Она произвела выстрел в голову водителю прямо из кобуры, и выпрыгнула на ходу.

Стальной каркас, позволявший выдерживать невероятные нагрузки, справился — приземлившись спиной к ходу движения, уже с пистолетом в руке, она сделала пять шагов задом наперёд, гася инерцию движения. Из едущего сзади броневика выпрыгнула Олли — ровно за секунду до того, как она открыла огонь по водителю.

Тот интуитивно, но бронебойные пули с вольфрамовым сердечником всё равно достали его. Обе машины улетели с колеи в лес, воткнулись в деревья и остановились.

— Работаем, — коротко сказала Вероника и решительно направилась к броневика, который вёз Олли.

Соколов взял трубу, едва увидел фамилию звонившего, и коротко бросил:

— Слушаю.

— Ты готов?

— Конечно. Фаза?

— Три.

— Быстро… Ты уверен, что это Ремизов? Когда я запущу подстраховку, обратного пути не будет.

— Для меня его уже нет. Ты с нами, или будешь ждать, пока тебе привезут чей-нибудь палец? Только учти, у нас тут не Япония, если и привезут, то сразу голову.

— Ты меня можешь не уговаривать, я знал, на что иду. А голову и в Японии могут привезти… Стартуем.

— Я отправил к тебе транспорт. Сам выезжаю на точку.

— Понял, отбой, — хоть канал и был защищенным, злоупотреблять им не следовало. Нет ни одной защиты, которая бы держалась вечно.