— А что мой отец сделал с вашей женой? Что-то плохое?

— Скоро узнаешь, — я взял шпагу и взмахнул ей пару раз, со свистом рассекая воздух. — Ух! Уверен, тебе понравится.

Девочка побледнела:

— Вы меня убьете?

— Не обязательно, — ответил я. — Но кровь мы тебе пустим, это я обещаю.

Взрыв прошел буднично, почти без жертв. Собственно, я и надеялся, что он просто привлечет внимание и отвлечет его от этого места. Так и произошло.

Я вздохнул и посмотрел на девчонку. Пора было начинать съемку. И не надо говорить о том, что не надо становиться такими как враги… Я отомщу так, этот сукин сын просыпаться будет, если ему вдруг дочь приснится.

Включив камеру, напялив маску, и вооружившись, я встал за спиной девчонки.

— Итак, господин Ремизов, начинаю второй, финальный акт нашего сериала про вашу дочь. Как я понимаю, связаться со мной вы не захотели… А у меня как раз проснулось, помимо, симпатии, чувство сексуальной неудовлетворенности. А поскольку я, как вы постоянно повторяете, всего лишь тварь, не способная на чувство, кусок металла, то и удовлетворять ее я буду при помощи железа. Не уверен, что вашей дочери понравится, но вы ведь моих тоже не спрашивали, а?

Я опустил на плечо девчонки шпагу, завел острие под ворот ее блузки, и распорол ткань, не особо заботясь о сохранности кожи. Она задергалась и замычала. На то, чтобы она осталась перед камерой нагишом, ушло добрых пятнадцать минут. Крови было не так уж и много, слез гораздо больше.

— Ну как, нравится, господин Ремизов?! Мне тоже! А ведь это только начало! Подумайте только, сколько возможностей открывается! — я резко приставил острие шпаги к соску дочери генерала, и так замерла. — Лично я считаю, что изнасилование несовершеннолетней девушки оружием — достаточно резонансная статья, чтобы ее фигуранта выслушали в суде! А я скажу очень много нового про вашу персону! И не думаю, что все забудется! Надеюсь, кое-что мне удастся сказать вам лично!

Раздался звонок. Я поморщился. Быстро сработали, сволочи. Встав позади девчонки, я развел руками на камеру, и сообщил:

— Увы, наши брачные игры придется прервать, ко мне пришли гости! Сейчас встречу их, и быстро возобновлю трансляцию!

Отключив камеру, я на секунду задержался, думая о том, стоит ли завалить девчонку. В принципе, шанса могло больше и не представиться — если меня пришла брать группа с одним из шифров… Но не стал. Какой смысл убивать девчонку? Я и изначально этого не планировал. Она должна была быть вечным напоминанием генералу об ошибках.

Снова звонок, на этот раз нетерпеливей. Я посмотрел на камеру. Всего один человек. Он поднял голову и посмотрел на меня.

Я чертыхнулся и, открыв дверь, обнял его:

— Живой что ли?! Жак?!

Он ухмыльнулся и кивнул:

— Конечно. Кто ж тебе с Соколовым помог, угадай?

— Я думал, все, прикрыли и тебя, и проект!

— Хотели. Но теперь все будет по-другому… — он отстранился. — Так, заканчивай шоу, сворачивайся. Ремизова взяли.

— Как?!

— Вот так! Пять минут назад. Молодые смогли обеспечить окно в работе воздухозаборников, Олли с Аксеновой проникли внутрь и отрубили камеры…

— Молодые это кто?

— Новые шифры. Пацаны совсем, ты не знаешь. Потом Аксенова взяла Ремизова, а Олли вернулась и открыла двери подмоге. Пять минут назад я получил сообщение, что бункер наш, и пошел за тобой. Все, будешь выступать на суде, где на лавке подсудимых будешь не ты, а Ремизов!

Я бросил девчонке плащ и снял маску:

— Черт, — вздохнул я. — А я ведь ее чуть на ремни не порезал. И мне было почти не жалко.

«ВХОД»

— увидел я перед глазами, и собрался. Было такое ощущение, что еще не прошло и пары секунд с момента, как я сидел в допросной с Седым, и не отвечал на вопросы Ремизова. Да меня, собственно, и не спрашивали.

В управляемые сновидения погрузить меня могут и враги, и друзья. Одни — для того, чтобы отключить влияние ПРОЦ, другие — чтобы восстановить раны — например, если меня все-таки покромсали основательно, а помнится, этим Седой и собирался заняться.

Едва оказавшись на стандартной точке возрождения, я влез в настройки аккаунта, выставил восприятие на 5 %, и выдохнул. Все, теперь пусть хоть огнем меня жгут в жерле вулкана, максимум, что я почувствую — легкую щекотку. Это заняло 0,3 секунды, после чего я осмотрелся. Стандартный круг Возрождения, правда, было уже далеко за полдень, а не вечер. Я глянул дату. О, даже не один день прошел, а целых три.

Я открыл конверт сообщений, который мигал с самого начала моего появления в Скалистом Трезубце.

Тааааак… Лена, Вика, клановые сообщения… Черт, я же пропустил, наверное, самое горячее время. Вот! Олли и Заноза!!!

Я тут же открыл письмо Вероники: «Саш, как только появишься в Барлионе, ни с кем, кроме меня и Олли на связь не выходи. Даже с Соколовым и Викой! В Барлиону тебя поместили после того, как ПРОЦ так и не вышел на связь ни с Соколовым, ни с Аксеновым, хотя Ремизов сказал, что ты запрограммировал его именно на их появление. Пока что Барлиона — это единственный способ как-то пообщаться с тобой! Я жду, когда ты появишься, напиши мне!»

Я нахмурился. Черт подери, я что, стал заложником собственной кривой команды, отданной ПРОЦу? Что делать-то? Так, без паники. Из любой проблемы есть выход, иногда даже не один. Главное — не сидеть, сложа руки. Я открыл сообщение, и принялся набивать Аксеновой: «Заноза, я пришел в себя, нахожусь в Скалистом Трезубце! Пиши, где встретимся…» — посмотрел на него… и отправил в черновики.

Не принимай поспешных решений, одернула меня просыпающаяся профессиональная болезнь. Во-первых, изучи информацию полностью. Вон, еще три сообщения от той же Вероники. Да и от остальных — под сотню. А уже потом — все телодвижения. И вообще, вали куда-нибудь, нечего стоять посреди точки возрождения.

Я врубил Скрытность, и добрался до ближайших зарослей, чуток углубился в них, удостоверился, что поблизости нет мобов, забрался на поваленное дерево, выбрал удобное место, и уселся разбирать корреспонденцию.

Большая часть писем особой ценности не представляла: Вика, например, в пятнадцати письмах интересовалась, все ли у меня в порядке, причем чем более свежим было письмо, тем большим был градус обеспокоенности. Впрочем, они меня больше обрадовали, хоть что-то в этом мире остается неизменным. И хорошо, когда неизменное чувство — это любовь. Примерно такие же были письма сокланов и Элеоноры — вначале они проклинали меня, но уже вчера их больше интересовало, куда я пропал, и почему не появляюсь в Барлионе двое суток.

В клане дела шли неважно: замок-то они защитили, но потери среди административного состава были настолько ужасающими, что планировать сколько-нибудь масштабные ответные удары было невозможно. Одним из последних сообщений прошло что-то о том, что пропал Мел. Алларика периодически сообщала о том, что последний раз спала завтра. Пуш написала только один раз, и очень коротко. Всего-то пару сотен раз продублировав «козлина».