Онос Т’лэнн дал нам свою боль. Он и сам того не знает, но это дар. Мы подчинялись приказам Первого Меча, ничего не зная о его душе. Мы думали, что нашли тирана, который разобьет даже яггутов. А он был так же потерян, как и все мы теперь.

Но будь там невидимые свидетели, а среди них и те черствые, что же ты боишься открыть? В слезах, в тихих всхлипываниях? Ты улыбаешься с видом превосходства, но в чем природа твоего торжества? Я хочу знать. Тесные цепи, в которые ты сам себя заковал, не повод для гордости. Невозможность чувствовать – не доблесть.

И твоя улыбка с трещинкой.

Улаг играл в эту игру всю жизнь, продолжал и теперь, среди пепла Телланна, в безумном бурлящем потоке пути Первого Меча. Представляя невидимых слушателей, море расплывчатых лиц, бездну неизвестных мыслей, спрятанных за завесой глаз.

И то и дело говорил с ними.

Я волк, который умрет от одиночества, если его изгонят из стаи. И даже если я одинок, предпочитаю не верить в это.

Среди т’лан имассов не было настоящего единства, ведь мы отбросили воспоминания о жизни. И все равно я не желал быть один. Ах, я дурак. Мои слушатели – будущие суждения, суровые, и когда наконец они заговорят множеством голосов, я не услышу их, меня там не будет.

Смиришься ли ты с этим, Улаг? Готов ли услышать сухой смех треллей? И глумление людей?

Но даже сейчас это сгибает тебя. Валит с ног.

Против будущего, Улаг, ты бессилен, как младенец, лежащий на камне. И тень орла скользит по налитым слезами глазам, по мягкому личику. Младенец молчит, понимая, что опасность близка. Но, увы, он даже ползать не умеет. А рук матери уже давно нет рядом.

Об этой судьбе, Онос Т’лэнн, мы бы заплакали. Если бы могли.

Кованый щит Ураган поднялся с земли, смаргивая воду с ресниц и ощупывая разодранную щеку.

– Ладно, – сказал он, сплюнув кровь, – полагаю, я это заслужил. По крайней мере, – добавил он, взглянув на Геслера, – ты хочешь это сказать. Так ведь? Скажи, что да, помоги мне, Гес, я собираюсь оторвать твою башку и швырнуть в первую попавшуюся помойную яму.

– Я хотел, чтобы ты обратил на меня внимание, – ответил Смертный меч. – А всякие тонкости на тебя не действуют.

– Откуда ты знаешь? Ты ж не пробовал. Ни разу – за все годы, что я был проклят терпеть твою компанию.

– Ну что ж, – сказал Геслер, провожая взглядом массу топающих мимо че’малльских фурий. – Выходит, у меня есть решение. Положу конец твоему проклятию.

– Ты не можешь сбежать! Не можешь бросить меня здесь…

– Да нет, это тебя я отправляю прочь, Ураган.

– Что?

– Я – Смертный меч. Я имею право.

– И куда ты меня пошлешь?

– К ней, к тому, что от нее осталось.

Ураган отвернулся, посмотрел на юг – через пустую, унылую равнину и снова плюнул.

– Ты меня настолько не любишь?

– Надо будет выяснить, Ураган. Да, я мог бы пойти сам, но ведь ты – Кованый щит. Там вьются души друзей, как дурной запах. Бросишь их вечно бродить, Ураган?

– А что мне с ними делать?

– Откуда мне знать? Наверное, благословить… или что там тебе положено.

Дестриант Калит подъехала к месту, где они спешились. Она смотрела то на одного, то на другого; нахмурилась, увидев красный рубец и разодранную щеку под левым глазом Урагана. Потом остановила своего Ве’гата.

– Вы же не просто разговаривали? Нижние духи, мужчины не меняются. Что произошло?

– Ничего, – ответил Ураган. – Я должен уехать.

– Уехать?

– На время, – вмешался Геслер, взбираясь на спину своего скакуна, в костяное чешуйчатое седло. – Он, как паршивый щенок, объявится очень скоро.

– Куда он едет? – строго спросила Калит.

– Туда, откуда явился, – ответил Геслер. – Обратно к Охотникам за костями. Они сильно пострадали. И нужно выяснить насколько.

– Зачем?

Ураган взглянул на Геслера: пусть ублюдок отвечает на такой вопрос, но Смертный меч только тихонько зарычал и ударил пятками скакуна, посылая его вперед.

Когда он уехал, Калит перевела взгляд на Урагана.

– Ну?

Он пожал плечами.

– Когда впереди неприятности, Дестриант, полезно знать, как поживают союзники.

Его ответ обеспокоил ее, хотя она, похоже, не могла бы объяснить почему.

– Тебе понадобится сопровождение.

– Не понадобится.

– Да, понадобится, Кованый щит. Твоему Ве’гату нужно есть. Я скажу, чтобы Саг’Чурок отправила с тобой трех охотников К’елль и двух личинок. Когда ты отправляешься?

Он поднялся в седло.

– Сейчас.

Калит прошипела какое-то эланское проклятие и послала своего Ве’гата вперед.

Ураган, улыбнувшись, забрался в седло. Вот тебе классическая малазанская военная система в действии, женщина. Короткий яростный спор – и все. Мы не теряем время. А Геслер? Челюсть я тебе еще сломаю.

Свищ посмотрел вслед Урагану и нахмурился.

– Что-то происходит.

Синн фыркнула.

– Спасибо. Я уже почти заснула, а ты меня опять будишь. Кому какое дело, куда отправился Ураган?

– Мне.

– Там почти все мертвы, – сказала она. – И он едет убедиться. Хочешь с ним, Свищ? Посмотреть на труп Кенеба? Поехать с тобой? Чтобы поглядеть, что сделали с моим братом стервятники? Правда в твоем сердце, Свищ. Ты же чувствуешь, как и я. Они мертвы.

От ее суровых слов Свищ сгорбился и отвернулся. Дядя Кенеб, для тебя все кончено. Навсегда. А ты ведь никогда не хотел ничего подобного, правда? Жена оставила тебя. Все, что было у тебя, – только армия, с ней ты и умер. Хотел ли ты чего-то еще?

Но он на самом деле ничего в этом не понимал. Он жил слишком мало. Он пытался пробраться в головы таких людей, как Кенеб – проживших много лет, – и не мог. Он мог только на словах рассказать, что знает о них. Водоворот. Бойня и бегство. Пропавшие любимые, но что я знаю об этом?

Кенеб, тебя нет. Никогда больше не увижу твое лицо – с какой болью ты смотрел на меня; и даже тогда я знал, что ты никогда не бросишь меня. Ты просто не мог – и я это знал. Вот что я потерял, правда? Я даже не знаю, как все это назвать, но оно ушло навсегда.

Свищ посмотрел на Синн. Закрыв глаза, она свернулась на спине Ве’гата, упираясь подбородком в его лопатку. Твой брат умер, Синн. А ты спишь себе. Магия опустошила тебя, да? Ты только носишь лицо той девочки, ее кожу, а внутри ты кто угодно, но не человек, так?

И ты хочешь, чтобы я присоединился к тебе.