– Смешал пополам с молоком, – продолжает он. – Холодный я почему-то больше с ним люблю. Так как будто похоже на мороженое.

Да прекрати ты о кофе говорить! – хочу крикнуть я. Но вместо этого молча киваю.

– Хочешь пойти подкрепиться перед дорогой, или лучше держаться друг от друга на расстоянии?

Вчера Бэн сказал, что разница между нами в том, что он учится на ошибках. И он прав. А я дура.

– Я за расстояние, – отвечаю я.

Его взгляд на миг перескакивает на меня, а затем так же быстро убегает, словно я ответила правильно.

– Отлично. Как хочешь.

Я хочу быть с тобой. Хочу снова лечь в кровать и чтобы он меня держал. Но я знаю, что так не бывает. Когда переспишь с барменом, бесплатной выпивке конец. Этому меня Триша научила. И Мэг. И сам Бэн. Ведь он сам рассказал мне, каков он.

– Мне, вообще-то, домой надо, – говорю я.

– Так мы туда и направляемся, – он складывает майку.

– Прямо сейчас.

Он смотрит на покрывало застеленной кровати, которой мы вчера почти не воспользовались.

– Заправиться надо, и, возможно, масло поменять, – голос у него снова стал жестким, даже слышатся рычащие нотки. – Если ты так спешишь, можешь заняться этим, пока я вещи собираю.

– Хороший план, – соглашаюсь я. Уют его объятий теперь так далеко. – В машине тогда встретимся?

Бэн бросает мне ключи, я ловлю, он будто хочет что-то сказать, но молчит, так что я собираю свое барахлишко и выхожу. Я заливаю в тачку бензин, тут звонит телефон, и я лезу за ним. Бэн. Как это глупо. Мы оба такие дураки.

– Коди! Где ты, черт тебя дери? Ты должна была вернуться два дня назад.

Это не он. А Триша. Когда я слышу ее голос, горло как-то сжимается.

– Что случилось? – спрашивает она.

– Мама? – говорю я.

– Коди, где ты? – в ее голосе слышится страх. Я раньше никогда не называла ее мамой.

– Я хочу домой.

– С тобой что-то случилось?

– Нет, но я хочу домой. Сейчас же.

– Ты где?

– В Лафлине.

– Блин, и где это?

– В Неваде. Пожалуйста… Я хочу домой, – я едва держусь.

– Ладно, милая, не плачь. Я что-нибудь придумаю. Лафлин, Невада. Коди, держись. Я разберусь. Телефон не выключай.

Представления не имею, как Триша с этим разберется. Она такая же нищая, как и я. Компом пользоваться не умеет и, скорее всего, даже не знает, где находится Невада, уж не говоря про сам Лафлин. Но мне почему-то все равно лучше.

Когда я возвращаюсь, Бэн стоит у номера снаружи. Я достаю солнечные очки, чтобы прикрыть свои красные глаза. Затем открываю багажник, и он грузит туда вещи.

– Я сяду за руль, – говорю я.

Вероятно, это не лучшая идея. Меня потряхивает, но хотя бы будет, на чем сконцентрироваться.

– Хорошо, – бормочет Бэн.

– Если захочешь есть или пить, скажи, – деловым тоном добавляю я.

Он лишь кивает.

Когда мы садимся, он пытается наладить музыку, но переходник от айпода окончательно сдох, так что остается только радио, а там одно говно. Наконец он находит песню «Мое сладкое дитя» «Guns N’Roses». Раньше она мне нравилась, но сейчас от нее словно дыра в животе растет.

– Моя мама ее любила, – говорит Бэн.

Я киваю.

– Коди, послушай, – звучит это точно так же, как и тогда из уст Гарсиасов.

Ответить я не успеваю, потому что у меня звонит телефон. Я тяну к нему руку, и он падает на пол. Тачка виляет.

– Осторожнее! – кричит Бэн.

– Возьми телефон! – тоже кричу я.

Бэн лезет за ним.

– Да, – говорит он, потом поворачивается ко мне. – Это твоя мама.

– Триша, – говорю я в трубку.

– Нельзя разговаривать на ходу, – ругается Бэн.

Я недовольно смотрю на него, но зажимаю телефон между ухом и плечом.

– Ты где? – Триша не спрашивает, с кем я и почему еще не в Такоме, как обещала. О мелочах она никогда не беспокоилась.

– Не знаю. Километрах в тридцати от Лафлина. На шоссе 95.

– Лас-Вегас уже проехала?

– Нет. До него еще километров шестьдесят.

Она облегченно вздыхает.

– Хорошо. Оттуда будет прямой рейс до Спокана в час тридцать. Успеешь?

– Наверное.

Триша что-то говорит, на фоне слышно множество голосов.

– Ладно, тогда мы берем тебе на него билет. Если опоздаешь, то потом будет еще один рейс, но с пересадкой в Портленде. – Я слушаю, как будто она из какого-то турбюро и как будто это для меня дело привычное, хотя на самом деле я еще ни разу не летала на самолете.

– Когда сядешь, позвони, чтобы я знала, когда тебя встречать. Как я поняла, в зону посадки теперь не пускают, так что буду ждать там, где багаж выдают.

– Хорошо, – говорю я. Как будто все понимаю.

– Данные о рейсе пришлю тебе эсэмэской, – добавляет она, и я в кои-то веки благодарю Рэймонда за то, что научил ее пользоваться этой функцией.

– После обеда увидимся. Я заберу тебя домой.

– Спасибо, – говорю я.

– Ну, а для чего тебе мама?

Повесив трубку, я смотрю на Бэна, а он недоуменно на меня, хотя, как я понимаю, он слышал весь диалог.

– Что происходит?

– Я доеду до Вегаса, а оттуда полечу на самолете.

– Почему?

– Так будет проще, и ты быстрее доберешься. – На самом деле маршрут до Сиэтла проходит через восточный Вашингтон, где я живу, и теперь ему полторы тысячи километров придется сидеть за рулем одному. Но я все равно облегчу ему поездку, это точно.

Следующий час мы молчим. В аэропорт попадаем в районе полудня. Я подъезжаю к зоне отправлений, там тачки припаркованы в два ряда. За спиной гудят, суетятся, словно ковбои, которые гонят скот. Я забираю вещи, Бэн выходит из машины и наблюдает за мной.

Я поворачиваюсь к нему. Он стоит облокотившись на тачку. Я понимаю, что надо что-то сказать. Поблагодарить. И отпустить. Может, отпустить и будет благодарностью. Но он успевает первый.

– Коди, что ты делаешь?

И мне больно. Очень больно. Но это неправильно. Во многих отношениях. Так что я повторяю то же, что и говорила столько месяцев назад, хотя беззлобно.

– Счастливой тебе жизни, – и захлопываю за собой дверь.

40

Триша встречает меня, как и обещала, и ведет к машине. Как только я пристегиваю ремень, она приказывает: