– До поста свадьбу сыграть успеем. – Вере Алексеевне показалось, что Веригин клюнул и железо пора ковать.

– Больно впечатлительна. Занервничала, из-за стола убежала.

– Это вы поразили ее в самое сердце. Она обожает мужчин в форме!

– Стар я для нее. Может быть, лучше ее выдать за моего адъютанта?

– Состоятелен ли он?

– Из небогатой, но очень хорошей семьи!

– Что хорошего в бедности? – фыркнула Растоцкая и ринулась в атаку: – По рукам?

– Увы, Вера Алексеевна, сердце мое занято. Раз и навсегда. – Веригин не сказал кем. Растоцкая бы очень удивилась.

– Скорблю, – помещица выпустила его руку.

Суховская шла рядом с Роосом. Выйдя во двор, тот сорвал красную розу и вколол в петлицу фрака.

– Мои владения вон там, – Суховская показала куда-то вдаль. – Сначала горлыбинские поля, а с лужка уже мои.

Роос кивнул, будто понял. (Угаров шел мрачнее тучи – надежда оправдать Тучина исчезла, и было ему не до переводов, а Растоцкий с Павлом Игнатьевичем увлеклись обсуждением хозяйственных дел.)

– Насчет лужка ты загнула, Оленька. – Раздосадованная Растоцкая выместила злость на подруге. Про ее тяжбу с Горлыбиным знала вся округа.

– А вот и нет. – Суховская опасалась, что без лужка будет американцу не столь мила. – Вчера он признал мою правоту…

– Что ты говоришь?! – всплеснула руками Растоцкая.

Степенно распрощавшись, гости расселись по экипажам. Роос на прощанье снова долго целовал Суховской пухлую ручку. Ерошка хлестнул коней, и карета тронулась.

– Имейте в виду: она – вдова, – сообщил этнографу генерал, заметивший интерес американца к пышной блондинке.

– Прекрасно! И живой муж не препятствие, но с мертвым безопаснее, – пошутил Корнелиус.

– Я просто подумал, вдруг вы с серьезными намерениями, считаете ее невинной…

– Вот вы о чем… Знайте же, девственность ценится далеко не всеми! Во многих индейских племенах муж не утруждает себя. Эту грязную работу делают за него друзья, иногда большой компанией! А южноамериканские аборигены и вовсе рвут плеву перед свадьбой острым предметом – камнем, например.

– Какое варварство! – воскликнул генерал.

– Девственность для них – помеха любовным утехам. Для христиан же она приобрела прямо-таки сакральное значение. Есть люди, готовые платить большие деньги, лишь бы переспать с девственницей. В Америке лет десять назад поймали необычного преступника. Выдавал себя за миссионера-проповедника. Приехав в какой-нибудь город, останавливался не в гостинице, а в семье, причем непременно такой, где девушка на выданье. Был хорош собой, молод, с замечательными манерами. Некоторых девиц просто охмурял, тех, что посерьезней, интриговал предстоящей совместной работой – нести Благую весть. Семьи, сами понимаете, глубоко религиозные были! Иногда до свадьбы доходило, иногда девицы с ним бежать решались – как повезет! Он и пальцем их не трогал, говорил, сначала матушкино благословение надо получить, и вез к родительнице в Нью-Йорк. Город такой на Атлантическом побережье. Может, слышали?

Веригин покачал головой.

– Матушка на избранниц производила неприятное впечатление. Густо накрашена, крикливо разодета, воняло от родительницы спиртным и табаком. Но в благословении не отказывала, свадьбу намечали на завтра. А поздно вечером "матушка" заходила к девушке открыть правду: "Жених" получил кругленькую сумму и поехал за следующей дурочкой, а тебе придется уплаченные деньги отрабатывать! Сейчас господин придет – будешь его ублажать! Сбежать отсюда невозможно – дом хорошо охраняется. Господа заходили каждую ночь – матушка содержала большой публичный дом и подбирала девиц таким экзотическим способом. Но самый большой навар с первой ночи шел, клиенты очень любили девственниц!

– А родители? Не искали дочерей? – спросил Веригин.

– Искали, да Америка велика. Но одному папаше повезло. Искал всюду, заехал в Нью-Йорк, но, как и везде, дочери не нашел. Перед отъездом захотел посетить бордель. Ему порекомендовали самый лучший, а там предложили собственную дочь! Так бордель и накрылся. "Матушку" вздернули, а следом и жениха-"миссионера". Его поймали с очередной глупышкой. Ей-то повезло, а вот некоторых из похищенных девушек так и не нашли. Вероятно, они сопротивлялись, боролись за свою честь, и их утопили в Потомаке!

– Ну и нравы у вас в Америке! – заметил генерал и посмотрел в окно кареты. Мимо ковыляла старуха с клюкой. – Хорошо, не на охоту спешим. После такой встречи удачи не жди!

– Почему.

Веригин объяснил:

– Охотники суеверны не меньше новобрачных. Про их приметы книжку можно написать: добычу считать нельзя, старух и молодых девиц встречать – ни в коем случае. Ружье на праздник заряжать не положено – обязательно испортится.

– А на охоту мы так и не попали, – расстроенно заметил этнограф. – И кабана не увидели!

– Желаете взглянуть? – спросил Павел Игнатьевич.

– Да, на вепря! – Этнограф с удовольствием произнес понравившееся слово.

– Сейчас поглядим. Охотничий домик Северского тут неподалеку. Там круглый год егерь Никодим живет. А при нем – вепрь ручной, Ванька. Как-то князь кабаниху с детенышами загнал, всех перестрелял, а этого Никодим пожалел. Теперь собак, что на кабана ходят, натаскивает.

– Ой, как интересно! – обрадовался Роос.

Карета свернула в лес. Охотничий домик оказался двухэтажным зданием на массивном фундаменте. От крыльца отделилась крупная тень и через мгновение оказалась около кареты. Испуганные лошади встали. Дорогу им перегородило похожее на свинью чудовище – огромное, необычной раскраски и с громадными клыками.

– Это и есть вепрь! – сообщил Веригин.

– Very good! – Этнограф зацокал языком от восхищения.

– Ванька, на место! – Из дома спешил Никодим. – Молодец, молодец, хороший мальчик.

Чудовище повиляло хвостом и побежало обратно к дому.

– Здорово, Никодим!

– Добрый вечер, Павел Игнатьевич! Зачем пожаловали?

– Гости хотят на кабана посмотреть.

Никодим свистнул. Тут же Ванька прибежал обратно. Этнограф опасливо высунулся из кареты:

– А погладить его можно?

– Погладьте, не собака, не кусается. Если что не по нраву – клыками орудует. А я подумал, новости какие!

Веригин тоже вылез из кареты. Ручного кабана не каждый день увидишь! А Угаров не рискнул. Хоть и считал себя храбрецом, испугался. Слишком огромен и грозен был кабан. Роос чесал его за ухом – Ваньке это очень нравилось. Борзые, которых у Никодима на заимке жил не один десяток, весело бегали между деревьев.

– Ванька у меня дом охраняет, – похвастался егерь. – Умный, чужого к дому не подпустит.