– Если не будет задержек с поставками, если мы сможем выдержать темп, то в ближайшие год-полтора… – сказал Ван Хеллер.

Акентьев вздохнул.

– Слишком много «если», – сказал он и обратился к собравшимся: – Ну что ж, начнем, пожалуй, заседание!

Затем выступали какие-то неизвестные Иволгину личности, доказывали с ворохами графиков, что деятельность «Морских ворот России» неизбежно приведет к изменению энергетического баланса, что, в свою очередь, повлияет на тектонику приневской низменности. Следствием станут серии подземных толчков, которые фатально скажутся на городе.

Акентьев кивал, время от времени бросал взгляд на Вадима. Иволгина несколько смущало это внимание.

Следующим на повестке дня стоял вопрос о переносе столицы в Петербург. Присутствующие загудели, как растревоженный пчелиный улей. Можно было подумать, что перенос этот зависит от их решения. Акентьев встал, намереваясь высказаться по этому поводу. «Послушаем, послушаем», – подумал Иволгин. Он не сомневался, что выступление Акентьева задаст тон всем остальным, было просто любопытно убедиться – окажется ли он прав. Однако выслушать Переплета ему сегодня было не суждено. В следующий момент в зале раздался оглушительный взрыв, эпицентр его находился возле кресла Акентьева. Иволгин запоздало упал на пол, почувствовал кровь на лице. Уши заложило, звон в голове не прекращался. Помещение затянуло черным дымом, двери распахнулись, и пожарные в оранжевых комбинезонах и шлемах стали заливать все вокруг пеной из огнетушителей, вытаскивать людей из ада. Пламя трещало на стенах. Тело Александра Акентьева, отброшенное взрывом к стене, распласталось под каким-то невероятным углом. Вадим вдруг понял, что у Акентьева нет головы.

Иволгин отвернулся, и его стошнило. Дым уносился в окна, стекла были выбиты взрывной волной, и горящие черные шторы развевались на ветру.

О взрыве в здании КУГИ сообщили по всем ведущим каналам. Председатель КУГИ Григорьев скончался на месте. Количество пострадавших постоянно уточнялось. Судя по всему, на этом закрытом заседании присутствовало больше человек, чем набиралось на аналогичных мероприятиях в Смольном. Курбатов качал головой, натыкаясь в списке погибших на фамилии тех, кого он считал до сих пор своими сторонниками.

– Этот-то как здесь оказался?!

Предатели. Что ж, получили, что заслужили. Хуже было другое – как это уже неоднократно бывало в истории – объект покушения остался цел и невредим.

Александр Акентьев не получил ни царапины и был единственным, кто оказался в состоянии общаться с прессой. Более того, несмотря на предупреждения врачей, настоял на интервью. Выглядел, как рок-звезда после удачного концерта.

Акентьев смотрел прямо в камеру, и Курбатову показалось, что смотрит он на него. Он включил звук, зная уже заранее, что услышит.

– …несмотря на случившееся, мы будем продолжать работу в интересах города. Я готов заверить общественность, что никакие угрозы не заставят нас свернуть с избранного пути. Наоборот, происшедшее лично меня только укрепило в уверенности, что мы на правильном пути. Поясню свою мысль – то, что случилось, ясно свидетельствует о том, что мы вмешались в сферу интересов криминальных группировок, для которых подобные расправы с конкурентами, как известно, обычное дело.

Это был один из излюбленных ходов Акентьева – он умел и любил внятно и доходчиво разъяснять свою логику. Людям это нравилось.

– Ты слышал? – Наташа вошла растерянная. – Взрыв в КУГИ. Вадим в больнице с контузией!

– Кто?! – Курбатов, поглощенный своими мыслями, не сразу понял, о ком идет речь.

– Вадим! – Наташа задумалась, глядя на мужа. – Это твоих рук дело.

– Что именно?!

– Перестань, я помню все, что ты говорил до сих пор про Акентьева. Этот взрыв…

– Тише, тише! – Курбатов огляделся.

У стен есть уши. Во всяком случае, они точно есть у прислуги и у Веры. Иногда Курбатов жалел, что по ряду причин не может постоянно жить на борту своей яхты.

– Не бойся, – сказала она, презрительно улыбаясь, – я в милицию обращаться не стану.

– Послушай! – Курбатов развел руками. – Даже если предположить, что я мог иметь ко всему этому какое-то отношение, неужели ты думаешь, я мог знать, что там окажется твой бывший супруг!

Она замотала головой и выбежала из комнаты.

Курбатов вздохнул. Казалось бы – хуже быть не может, а вот оказалось, что нет, может. Как в том анекдоте про оптимиста и пессимиста!

Он позвонил в военно-медицинский госпиталь, куда доставили большую часть пострадавших. Состояние Иволгина опасений не вызывало. Легкая контузия. Ему повезло. Курбатов вздохнул с облегчением. Прикинул, во что ему встанет примирение с Наташей. Придется придумать что-нибудь для ее бывшего.

Но это были просто пустяки по сравнению с главной проблемой.

– Иногда нужно уметь признать поражение, – подумал Курбатов и, сняв трубку, попросил секретаря соединить его с Александром Акентьевым.

Город погрузился во мрак и оцепенел, ожидая удара. Никакого движения – ни машин, ни людей. Странные строения, выросшие на месте с детства знакомых домов, вытянулись к небу, срастаясь в один великий Пандемониум, первую цитадель инферно на земле. Тьма сочилась из его окон-пор, заражая все вокруг безумием.

Бронзовые изваяния рассекали темный воздух блестящими щупальцами. Чудовищный змей, оседланный императором, изогнулся, просыпаясь ото сна. И факел в руках Петра был единственным светочем во мраке, где сновали черные тени.

Он даже смог интуитивно угадать, где находится эпицентр инфернального безумия – где-то в районе Московской площади. Но это уже не будет иметь никакого значения. Ничто уже будет не остановить.

Должен же быть какой-то способ. Для одного человека. Точку опоры найти и перевернуть мир. Только вот где она, точка опоры. Что она?! Или кто?..

Евгений очнулся ото сна. Свет пробивался сквозь кроны деревьев. Место было не самым подходящим для ночлега – серые камни, среди которых притаилась полусгнившая лачуга. Обиталище какого-то усопшего отшельника, кости которого, наверное, давно растащили вороны.

Внутри оставаться было страшновато, да и крыша давно провалилась. Серафима сладко спала, закутавшись в плащ, ее голова лежала у него на груди.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как они повстречались. Но это здесь, а там, в оставленном им навсегда городе, время неслось с головокружительной скоростью. Он видел его иногда во сне. Сны оставались единственной ниточкой, связывавшей его с Ленинградом.

И становились все яснее, словно кто-то подсказывал, что движется он в правильном направлении. К сожалению, других, более вещественных подтверждений этому не было. И не было надежной карты британского полуострова.