Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не нарисовали еще карт, дорог было мало, иногда даже нельзя было разобрать наречия местности, куда он попадал. Но был свой внутренний компас, который вел его вперед. К гибели, к славе… И еще рядом с ним была Серафима. Обстоятельства их встречи давно превратились в предмет для шуток.
– Отчего было не прихватить с собой компас? – вопрошал Невский, стоя на перепутье. – Человек, который идет ночью в Летний сад, должен быть ко всему готов. Такое это уж место. Хотя бы фонарем запастись!
– Я учту на будущее!
Серафима носила на пальце его перстень. Перстень, который он хотел подарить Альбине. Воспоминания были подернуты дымкой, воспоминания старика, чье сердце уже не волнуется как когда-то. Впрочем, могло ли быть иначе? После смерти! И все же было странное и мучительное чувство.
Черный город, черный Ленинград-Петербург он видел сквозь время и пространство. Иногда же казалось, что город захлестывают волны, что он погружается в морские волны, сползает, словно отрезанный ломоть в мутную бездну, пронизанную водорослями. И это, вероятно, был не худший исход.
* * *
Грянула старинная пушка, и корабль содрогнулся от носы до кормы.
– Дьявол! – человек в старинном расшитом золотыми галунами камзоле едва не вывалился за борт парусника. – Это корыто сейчас развалится!
– Публика будет в восторге! – заметил его собеседник и подмигнул юной прелестнице в платье екатерининской эпохи, с мушкой на щеке.
– Меня мутит, – признался первый и смахнул раздраженно букли, которые невский ветер норовил сбросить ему на лицо. – Не понимаю, как наши предки могли таскать эти парики?
– Ну, у нас с вами, видно, разные предки, Андрей Палыч! Мои-то париков не носили, а копались в земле, в то время как христианнейшие господа могли их продать, запороть, убить! А что до качки, то, поверьте, сегодня не так уж и ветрено. Я ходил в прошлую пятницу на яхте к фортам – штормило куда сильнее!
– Вы человек привычный, и под парусом ходите, и на снегоходе зимой разъезжаете. А для меня все это чересчур экстремально.
– Итак, вы собираетесь использовать результаты старых исследований?!
– Что вы называете исследованиями, позвольте спросить?! Почти годовое издевательство над человеком. Вашим докторам место в Бухенвальде.
– Вы внимательно изучили то, что я вам предоставил?! И прошу оставить для сумасшедших правозащитников ваши слова насчет издевательств.
Юбилей города был обставлен с размахом. У Петропавловки звенели мечи. Один из военно-исторических клубов представлял инсценировку на тему рыцарских времен, к истории крепости она отношения не имела, однако публика была довольна, а участники преисполнены неподдельного энтузиазма. Не было мэра, мэр спешно отбыл в загородную командировку сразу после взрыва. Сбежал от греха подальше. Впрочем, прочей чиновной братии хватало и без него.
Кирилл Марков был в числе приглашенных гостей и, невзирая на все его протесты, Джейн вытащила его в этот день на Неву. Вадим Иволгин вышел из больницы – по уверениям врачей, состояние его здоровья не вызывало опасений, но на праздник он не приехал – были какие-то дела в «Ленинце». Хороший признак, если человек бежит на работу, значит, с ним действительно все в порядке.
Несмотря на это, Кирилл чувствовал себя подавленным. Раньше он представлял себе возвращение на невские берега совершенно иначе. Театр «Второе солнце», его детище, вообще-то вполне мог существовать, гастролируя по странам, как это было до того времени, но что-то неумолимо тянуло Кирилла домой.
И он принял решение – внезапно и бесповоротно. Так же спонтанно, как создал этот театр. Просто в какой-то момент понял, что не может больше держать в себе все, что пережил в этих бесконечных путешествиях по времени. Из них, из этих впечатлений, складывалось действо, необыкновенно разнообразное, оставлявшее у зрителей ощущение погружения в другое измерение. Попытки повторить, сымитировать его стиль – в мире искусства никогда не обходится без плагиата – заканчивались неизбежным провалом. Сам Кирилл относился к подражателям спокойно.
Он должен был быть счастлив – успех по всему миру, возвращение в родной город. Но ощущения счастья не было, напротив, ему казалось, будто сейчас он вплотную приблизился к тому, что было однажды предсказано им в Белграде. Он давно перестал говорить об этом с Джейн, иногда и сам забывал, хотя ведь казалось когда-то, что забыть такое невозможно.
Сейчас здесь, в России, ничто не могло угрожать им. Однако вскоре после возвращения ему стало казаться, что угроза нависла над самим городом. Он чувствовал ее, как змеи чувствуют приближение землетрясения, и кроме этого интуитивного предчувствия были еще вполне ясные приметы.
Он видел, как меняется старый город, как легко, словно по мановению руки, исчезают старые здания, на месте которых появляются небоскребы из стекла и металла, напичканные электроникой сверху донизу, часто непропорциональные, как творения безумного абстракциониста и живущие своей жизнью. Кириллу приходилось бывать в этих новых кварталах, приводивших в ужас Вадима Иволгина. И не странные здания пугали его, не населявшие кабинеты всех уровней клоны, а то, что угадывалось за всем этим. Аномалия…
Первый шок рассеялся, и он стал думать над тем, что может и должен сделать. Возникло чувство, что он не бессилен. Но только не один.
Джейн не могла помочь ему, она многое понимала, но не обладала таким же обостренным восприятием. Его душевные метания она воспринимала не иначе, как каприз творческой натуры, с которым приходится смириться.
Когда сражение закончилось, воины разбрелись по палаткам. Кирилл почувствовал на себе чей-то взгляд и, повернувшись, увидел, что к нему пробирается, обходя гостей и репортеров, приземистый человек в лазоревом плаще, недавно лихо орудовавший мечом на «рыцарской» площадке.
– Я видел вас на сцене, – сказал человек в плаще, – «таком чистом плаще», машинально отметил про себя Кирилл. – Это было восхитительно!
Он протянул руку, и Марков пожал ее.
– Что у вас за оружие? – спросил он, чтобы уйти от обсуждения его сценической деятельно-сти.
Человек вытянул из ножен меч – не дешевая бутафория из нержавейки, сразу понял Марков, а настоящая сталь, напоминавшая дамасскую. Сомнение вызывал только эфес – чересчур пышный.
– Клинок найден был после революции, эфес утрачен. Вероятно, владелец забрал с собой, за границу, тогда многие так делали! Но клинок настоящий!
Марков поднял меч, коснулся рукой холодной стали.
– Вы легко с ним управляетесь, – заметил новый знакомый.
Кирилл кивнул.
– С войны не держал в руках боевого оружия! – сказал он.
Вдалеке, за спиной воина, передвигались два человека «в костюмах эпохи», судя по сопровождающим их лицам – кто-то из городских шишек. А значит, и Акентьев скоро будет здесь. Кирилл усмехнулся – интересно, какой костюм Переплет выбрал для себя. Должно быть, царский – нет сомнения, что Александр метит высоко.