— Иннокентий, — хитро улыбнулся мужчина. Андрей почувствовал, что тут что-то не так.

— Ладно, Иннокентий так Иннокентий. — Андрей уселся на нары. — Похоже, мы с тобой тут будем вдвоем куковать. Это что-то типа карцера?

— Это камера смертников. Тут раньше людей расстреливали, — ответил Иннокентий.

— И что? Теперь мы тут будем сидеть? А у тебя суд был?

— Суда не было. Но я тут уже три года сижу.

— А за что сидишь?

— По сто пятой, за убийство.

— И кого же зашил? Коммерсанта?

— Почему же коммерсанта? Разных. На мне девятнадцать человек.

— Ты что, мужик, гонишь? Ты что? Какие девятнадцать? И ты что, признал все?

— Ну, некоторые дела следователи раскрыли, а часть я признал сам.

— А за что убивал?

— Голос сверху приказывал…

— Ты что, маньяк, что ли? — с недоверием спросил Андрей.

Мужчине последние слова Андрея явно не понравились. Он нахмурился:

— Я не буду с тобой больше разговаривать. Ты оскорбляешь мою личность. Ты презренный человек!

Андрей встал. Обстановка накалялась. «Дать ему, что ли, в лобешник? — подумал он, — за презренного человека? Боюсь, рассыплется…»

— Черт с тобой! — махнул он рукой и снова сел. Да, обстановка невеселая…

Камера была небольшой, примерно четыре на пять метров. Небольшой дальняк, раковина и две узкие шконки. «Похоже, действительно, — думал Андрей, — с маньяком меня посадили. Вот подсуропили! Ну ничего, адвокат придет, постараюсь выскочить из этой дыры!»

Вечером Иннокентий неожиданно заговорил.

— Я себя очень долго ловлю на мысли, — начал он, — что жизнь человеку дается на какой-то отрезок времени. Но тут есть несправедливость: одни живут дольше, другие меньше. Говорят, что все это бог решает. Но есть человек, который вершит судьбы людей. И этот человек сидит перед тобой!

— Послушай, парень, — сказал Андрей, — да у тебя к тому же еще и мания величия!

Иннокентий продолжал:

— Да, я убил девятнадцать человек. Но в целом все люди были нехорошего качества, скажем так.

— При чем тут качество? У каждого есть жизнь! Ты что, бог, что жизнь у них отнимаешь? Может, ты женщин, детей убивал?

— Детей — никогда, а женщин убивал.

— Послушай, а тебе психиатрическую экспертизу не делали? — спросил Андрей. — Тебя, может, невменяемым признали?

— Мне делали несколько экспертиз. Одна экспертиза признавала меня невменяемым. Другая — вменяемым. Так что я уже запутался.

— Но, судя по тому, что ты сидишь тут, а не в психбольнице, ты все же вменяемый. Только непонятно, почему меня посадили к тебе.

Иннокентий пожал плечами:

— Я почти каждый вечер получаю из космоса сигнал-задание по поводу какого-нибудь человека. И после получения я обязан исполнить это задание.

— Стоп! — сказал Андрей. — Ты на что намекаешь? Что я лягу спать, засну, ты меня придушишь, и я буду двадцатым?

Иннокентий ничего не ответил.

Андрей поднял голову вверх. «Да, — подумал он, — похоже, опера исполнили свое обещание!»

Он лег на шконку. Понять, какое сейчас время суток, было невозможно. Тусклая лампочка под потолком горела все время. Но, судя по тому, что в камеру заглянул конвоир и предложил тюремную баланду, от которой Андрей отказался, а Иннокентий съел с аппетитом, был вечер.

— Да, еще тот субчик! — произнес Андрей вслух.

— Какой супчик? Сейчас нас кормят совсем не супчиком, — отреагировал Иннокентий. — Это — прекрасная рыба, это — вкусная птица, и я ем это с большим удовольствием!

Андрей с удивлением посмотрел на своего сокамерника, наслаждающегося тюремной едой.

— Ты знаешь, — продолжал Иннокентий, — можно представить, что ты ешь в хорошем дорогом ресторане вкусную, экологически чистую пищу. Я, собственно, так и делаю, когда это ем. Я представляю, что это совершенно другая еда.

«Да, — подумал Андрей, — совсем у него с головой беда! Да черт с ним и его башкой! А вот то, что он ночью может меня придушить, вполне возможно…»

После ужина Андрей лег на шконку и задумался. Спать не хотелось. Иннокентий постоянно вставал, доходил до дальняка и на обратном пути пытался заглянуть в глаза Андрею, спит ли он.

«Может быть, — размышлял Андрей, — меня действительно приговорили? А может, этот маньяк тут просто задержался? Может, у него есть заключение, что он невменяемый, и его держат тут как исполнителя приговора? Да, веселенькое дело! Но надо, в конце концов, что-то делать!»

Прошло еще минут двадцать. Андрей почувствовал, что сон обволакивает его. Но спать было нельзя — Иннокентий постоянно поднимался и ходил по камере, глядя в сторону Андрея.

— Что ты высматриваешь, шкура? — громко произнес Андрей, встав во весь рост. — Ты меня придушить хочешь, гаденыш? Да я тебя сам сейчас шлепну!

Он размахнулся изо всей силы и нанес удар Иннокентию по голове. От удара тот отлетел в угол. Но, как ни странно, никакого сопротивления он не оказал, а стал кричать:

— Караул! На помощь! Убивают!

Почти сразу же в камеру ворвались конвоиры, которые стали наносить удары Андрею. Затем они вывели его и повели к оперативному дежурному, который быстро что-то записал и сказал:

— В карцер на десять суток!

Через несколько минут Андрей сидел в почти таком же помещении, но один. Камера была похуже, погрязнее, зато маньяка не было. «Слава богу, — подумал Андрей, — хоть таким способом избавился! А то был бы сейчас двадцатым…»

Утром, после того как увели Андрея Соколова, Денис почувствовал себя неуютно. Во-первых, не было человека, на которого он надеялся. Во-вторых, передачу, которую Андрею прислали с воли, он забрал с собой, и теперь у Дениса не было никакой еды. А просить у кого-то он не мог.

Ближе к обеду по камере разнеслась весть, что к ним направляется какой-то суперблатной, смотрящий по всему корпусу по кличке Груша, который имел несколько ходок, знает все тюремные законы, понятия и весь синий.

Денис стал переживать. А вдруг он этому Груше не понравится? Вдруг тот начнет свои тюремные порядки устанавливать, в которые Денис не впишется? Андрея теперь точно в камеру не вернут. Видимо, его перебросили куда-то из-за драки с кавказцами…

Ближе к обеду дверь открылась, и в камеру вошел невысокий человек, щуплый, в спортивном костюме. Как только дверь закрылась, он тут же обратился к камере:

— Привет, бродяги! Это я, на Грушу откликаюсь. Кто старший по камере?

Со шконки нехотя поднялся здоровенный парень.