– Плетки и прочее? Не особо. Я люблю жесткий секс, очень жесткий, но игрушек должно быть по минимуму.

– Жертвы Деймона…попадали в больницу с тяжелыми…последствиями. И это только малая часть того, что я знаю. Это то, что он мне рассказал. Он этим хвастался. Если я покажу на пленке то, как он это делал, вы себя не узнаете. На его лице была такая улыбка…когда он рассказывал об очередной жертве. Он маньяк. Больной. Он способен на все. Потому что он живет с этой болью и тьмой, Кай. С чем-то, что случилось в его прошлом. Обычно это связано с очень сильной травмой. Очень сильной. Полагаю, ваш отец обошелся очень грубо с вашей матерью или с вами в ту ночь…возможно, надругался. Какие отношения у вас были с матерью?

– Вы уже спрашивали.

– Мне нужно знать больше.

– Я очень…я…, – дышать было все труднее. Мама это вообще запретная тема. Любой человек, который взглянет на нее сейчас, подумает только об одном: «лучше смерть, чем то, что с ней стало». Ханна ходячий мертвец, призрак. – Чувствовал с ней связь. Теплоту. Я плохо помню, но, наверное, я много проводил времени с мамой. И мне всегда хотелось ее защитить в случае чего. Даже, когда я был ребенком. Он ударил ее при мне однажды. Ни за что. У меня было такое чувство, будто это меня ударили. В детстве я часто считывал чувства других людей. Я чувствовал ее боль вдвойне. Я хотел, чтобы он бил меня, но только не маму!

– Хм, эмпатия, – Лидия вновь сделала себе пометку. – Вы воспринимали ее боль, как свою собственную. Что бы там ни случилось…Подробности знает только он, и их можно узнать с помощью терапии, нейролептиков и углубленного гипноза. Сыворотки правды.

– Я не хочу это знать! – слишком резко ответил я. Меня начало потряхивать. Я даже думать не хочу о своем отце. Он свел с ума мать, меня, себя…все началось с него, или с моего мерзкого дедули. Вся моя семейка —это какая-то ошибка природы.

– Кай, но без терапии лечение невозможно. Оно и так почти невозможно…не так часто пациентам удается сформировать новую целостную личность и избавиться от своего второго, третьего, четвертого альтер эго.

– Третьего? Четвертого? Вы серьезно? Я думал, такое только в книжках бывает.

– Многие книги основаны на реальных событиях. Например, Дэниел Киз «Таинственная история Билли Миллигана». В человеке уместилось двадцать четыре личности, но я смею предположить, что в вас живет все-же две личности. Вы – основная личность. И личность Деймона, которая несет бремя воспоминаний и пытается доминировать. Пока ваша третья личность не проявляла себя, поэтому, смею предположить, что ее нет, но возможно все.

– Двадцать четыре личности…бред. Бред. Это просто театр. Так не бывает. Этот Билли всех обдурил.

– Поступки Деймона…чудовищны. Он очень опасен. Я думаю, вы понимаете, что это и ВЫ тоже, и только вы несете ответственность за действия, что совершает ваше тело. Кай, Деймон это всего лишь ваш детский щит, это тот человек, которого вы создали внутри себя, чтобы пережить трагедию. Пережить что-то ужасное. Пятилетний Кай создал своего рода защитный механизм, который скроет травмирующие, болезненные события, произошедшие с ним. Расщепляя и вытесняя воспоминания о них и сформировав таким образом новую личность. Деймона.

Как бы там ни было, первое что вам нужно будет сделать, это вспомнить и принять то, что произошло с вами в ту ночь. Вспомнить, кай. и принять. Это было. Было. Это было…Нужно взять на себя этот груз воспоминаний. Взрослому человеку это по силам. Ребенку – нет. У ребенка произошло расщепление, но вы…вы можете защищаться.

– Не могу. Я не хочу это вспоминать! Не хочу! Вы бы видели, что стало с моей мамой… – я чувствую, как сердце сгорает от боли. Вспоминаю бледное лицо своей матери и пустой блуждающий взгляд. Он иссушил ее. Уничтожил.

– Чувство вины, оно мешает вам…

– Заткнитесь!

– Но вы…

– Не виноваты…

– Заткнись! Заткнись! – меня начинает трясти, в голову врезается новая порция адской боли, которую вынести невозможно. уши давят на виски, извилины завязываются в тугой узел.

Я отключаюсь. Осколки безумия проникают в мою кровь, и вот я вновь заперт. Заперт где-то внутри себя.

Иногда мне удается быть сторонним наблюдателем и будто издалека смотреть за тем, что творит Деймон. Это похоже на страшный сон.

Я не контролирую это. Перед глазами маячат картинки девушек, которых я избиваю черным стеком, а потом…они избивают меня. Его заводит причинение боли и получение ее.

Признаюсь, мне тоже это нравится, но совершенно не в таких масштабах. Он безумен. Я – нет. Я нормален, я адекватен, я, блядь, совершенно здоров. Здоров…я не псих!

Я не контролирую это…не контролирую то, как держу пистолет и направляю его на человека. не вижу лиц, не помню имен. Лишь отголоски, лишь тонкие и неуловимые образы, которые вспомнить невозможно.

Это другой мозг, другой человек в моем теле. Это невероятно, и я не хочу в это верить. Но сеансы с Лидией все больше убеждают меня в этой правде, правде, от которой я бежал столько лет.

Деймон был моим другом в детстве. Но о нем не знал никто. Ни мама, ни папа…ни мои реальные друзья. Я все время удивлялся тому, что мы проводили время либо вдвоем, либо вообще не проводили его вместе.

Но с ним я не чувствовал себя разбитым и одиноким. Ему я всегда мог рассказать то, что сегодня сотворил отец со ной или с мамой…а он только молчал. Но я чувствовал его поддержку.

Мы поделили ту боль, тот страх маленького Кая.

И мне страшно, страшно искоренить его…потому что он – часть меня.

Но если его не будет.

Что тогда останется от меня?

Я просыпаюсь в холодном поту, чувствуя, как что-то холодное и тяжелое вновь дрожит у моего виска. Подскакиваю на кровати, закрывая лицо руками. Пистолет. Это опять пистолет. Галлюцинации. Они будут преследовать меня до конца моих дней.

Я обильно намазываю себя кремом за две тысячи долларов, после контрастного душа. Чищу зубы…очень, очень тщательно. Минут десять, но у меня не получатся избавиться от вкуса…от воспоминаний.

Мои губы принимают, облизывают…он толкается.

Часть меня трепещет от этих воспоминаний.

Другая же часть меня хочет блевать.

Я осознаю, прекрасно осознаю, что в этом была своя прелесть. Мне бы определённо понравилось делать это в постели с Каем, но на других условиях. Никак не с пистолетом у виска. Не при водителе. А в совершенно другой атмосфере…мне было противно не его тело, даже не его вкус, а его взгляд – безумный, отрешенный, словно это не тот человек, что провел со мной все утро и весь день.

Я медитирую, сидя на ковре, пытаясь найти свое спасение в отстраненности.

Вдох. Глубокий выдох.