ну да, так она и думала, он злится и он имеет право. Как объяснить матери, что он не хочет выслушивать ее откровения, ему вовсе не нужно знать подробности. Личная жизнь родителей его не интересует, странно, что мать этого не понимает. Линден пытался объяснить, он чувствовал себя очень неловко и в сотый раз подумал о том, как не похожа мать на свою сестру, такую чуткую, такую деликатную. Он любил мать, понимая и принимая ее эгоцентризм, осознавая, какой она иногда бывает бесчувственной и бестактной. У нее едкий юмор, она часто смешит его. Но сейчас ему не до смеха. Он выставил вперед руку, прерывая ее: все в порядке, я все понимаю. Он взрослый человек. И хватит об этом, ладно? Лицо Лоран исказилось, в одно мгновение исчезли ее притягательность и обаяние. Она так сильно хлопнула ладонью по столу, что Линден подпрыгнул от неожиданности.

– Да выслушай же меня!

Голос сорвался, на глазах блестели слезы. Он внутренне сжался в ожидании того, что ему предстоит услышать. В жизни она сделала много, очень много ошибок. Ее нынешний возраст имеет одно преимущество: теперь на свои ошибки она может посмотреть со стороны, понять, откуда они идут. Она не пытается искать оправданий или оплакивать судьбу. Она осознает ответственность за то, что сделала. Джеффри – ее бывший жених. Да, он тоже женат. Да, это гнусно и отвратительно, но бог знает, как все непросто! Это началось много лет назад. Они почти не видятся. Джеф с семьей живет в Бостоне. Они встречаются раз в году, не чаще. С тех пор как умерли ее родители, у нее больше нет повода прилетать в Бостон. Но вот уже пятнадцать лет нет ни дня, чтобы они не писали друг другу. Он ее наперсник, лучший друг, родственная душа. Он всегда готов ее выслушать, даже если находится на расстоянии тысячи километров, она рассказывает ему все. Они пишут друг другу километры писем. Нет, Поль не знает. Во всяком случае, она так думает. Впрочем, даже если бы и знал, разве это его бы расстроило? Вряд ли. Что она этим хочет сказать? – не понял Линден. Мать отрывисто засмеялась, и ему это очень не понравилось. Неужели он ничего не видит? Никто ничего не видит. Никто не догадывается. Поль такой тактичный, любезный, терпеливый. Никогда не кричал на нее, никогда не был с ней груб. Просто Поль живет совсем в другом мире, вот и все. Он не видит и не слышит того, что видят и слышат другие. Его интересуют только деревья, больше ничего. Неужели она должна Линдену это объяснять? Он что, разве сам не догадывался? И наверняка страдал от этого. Тилья – точно да. Линден пробормотал: знаю. Мать дрожащим голосом продолжала. Полю достаточно знать, что она здесь, рядом, ему этого довольно. Но она сходит с ума от молчания. Когда-то она пыталась открыться мужу. Он внимательно слушал, но разговора не получалось, Поля невозможно вывести из его привычного спокойного состояния. Она чаще разговаривала со своей домработницей или даже со старым Ванделером. И эту поездку она организовала в надежде, что он все-таки поговорит с ней, со своей семьей. Она думала, что еще не поздно, что Поль, возможно, научится общаться в свои семьдесят лет! И вот теперь муж борется со смертью в больнице. Сможет ли она с ним поговорить, хоть когда-нибудь? Она чувствовала себя виноватой. Лоран тихо заплакала. Линден задавался вопросом, знала ли Кэнди про Джефа. Возможно. Они с Лоран были близки, Кэнди умела хранить тайны. Впервые он пожалел мать, такую спокойную, такую сдержанную, которую, казалось, ничто не могло вывести из себя. Он редко видел ее плачущей. Он протянул руку и ободряюще погладил по плечу, сказал, что Поль выкарабкается, что скоро она сможет его увидеть, волноваться не надо. Еще он сказал, что должен вернуться к себе в номер, но она остановила его.

– Я хочу тебе рассказать о других ошибках.

Теперь она говорила твердо и решительно, но лицо было залито слезами. Она долго ждала подходящего момента, а он все не наступал. Поэтому она решилась все сказать сегодня, хотя свою дозу переживаний они за прошедшую неделю уже получили. Слишком давно она несет этот мучительно тяжелый груз. Она хочет поговорить о том его признании. Этого Линден ожидал меньше всего. Он снова сел, сердце забилось сильнее. Мать стиснула руки: понимаешь, мне трудно говорить, даже не знаю, как начать, в общем, мне очень жаль. Прости, что я так отреагировала тогда на твое признание, тринадцать лет назад. Прости, что за все эти годы я не заговорила с тобой об этом, пока ты не познакомил меня с Сашей. Сама я так себя и не простила. А эта нелепая ревность, когда он сказал, что Кэнди узнала обо всем раньше нее… Как она могла быть такой бесчувственной, такой глупой. Если честно, а сейчас им нужно быть честными друг с другом, она поняла, что он гей, когда он решил уехать в Париж. Она догадывалась, что над ним издеваются в школе, но ничего не говорила, ничего, какая ужасная ошибка. И она знает почему. Сейчас она может признаться, но тогда это было невозможно. Она ничего не говорила, потому что боялась, ее пугало, что сын гомосексуал. Она думала, это бросит на нее тень, скомпрометирует. Страшно было иметь ребенка, непохожего на других, особенно в этом провинциальном городке с его патриархальным укладом и обывательскими взглядами. К тому же фамилия Мальгард обязывала: старинное благородное семейство, единственным наследником которого был Линден. Единственный, кто мог бы сохранить это имя. Она никому не могла высказать свои страхи, никому не могла довериться. И сказать вслух: я знаю, что мой сын гей, и это приводит меня в ужас, она тоже не могла. Она позволила Линдену уехать в Париж, он до сих пор стоит у нее перед глазами: долговязый, несчастный, он зашел на кухню попрощаться. Отец ждал его в машине, чтобы отвезти на вокзал в Монтелимар. Она знала, что ее сестра даст Линдену всю нежность и поддержку, в которых он нуждается и которых она сама, увы, дать ему тогда не могла. Ей было стыдно, она оказалась никчемной матерью. Когда Тилья уехала и забеременела, Лоран почувствовала себя еще более одинокой и ненужной, чем прежде. Поговорить с сыном она была не в состоянии, и тот с каждым днем становился все ближе к Кэнди. Она еле сдерживала ревность. Она могла бы открыться сестре, но не сделала этого. И