К нему прилагается записка от госпожи де Реналь, которая сообщает, что Жюльен – карьерист и приспособленец. Жюльен, который почти добился своего, берет пистолет, приезжает в Верьер и стреляет в госпожу де Реналь, пока она молится на церковной службе. Она не умирает, но его заключают под стражу и приговаривают к смерти. Матильда пытается спасти возлюбленного, и даже госпожа де Реналь (которая по-прежнему его любит) умоляет, чтобы Жюльена освободили. Но теперь он вжился в роль сердитого подростка и хочет умереть.

Затем случается еще один неожиданный поворот – и тут мы узнаем, почему Жюльен все-таки идиот. Он выясняет, что не убил госпожу де Реналь, и понимает, что влюблен в нее до беспамятства и любил ее всегда. Но его все равно казнят на гильотине (хотя он вовсе этого не заслужил). Матильда приходит поцеловать его отрубленную голову. Госпожа де Реналь тихо умирает от горя через несколько дней. Сплошная печаль.

Если вы думаете: «Как-то все это ужасно натянуто…» – то подумайте снова. Важно понимать, что Le Rouge et le Noir основан на faits divers («разрозненных фактах» или «коротких новостях»). Впервые услышав об этом, я очень заинтересовалась. Позже, работая на заре своей карьеры журналисткой, я узнала, что в некоторых газетах короткие новости называют «коротышками». Если ты предлагаешь идею, которая хороша, но слишком коротка и едва заслуживает упоминания, редактор говорит: «Да, давай ее поставим. Но как коротышку». Писатели определенного рода часто ищут вдохновения, читая «коротышки», а если на литературном фестивале вас спрашивают, откуда вы берете идеи, то вот и прекрасный ответ. (Любимый саркастический ответ писателя: «Я покупаю их в магазине идей».) Стоит сказать, что идея романа пришла к вам из faits divers, и вы сразу прослывете умным и экстравагантным. На самом деле это просто значит, что вы увидели в газете короткую заметку и подумали: «О, я мог бы написать об этом роман».

Заметка, которая привлекла внимание Стендаля, появилась в газете в 1827 году. В ней рассказывалось о гувернере Антуане Берте, красивом молодом человеке из крестьянской семьи, который работал в семье Мишу и, возможно, крутил роман с хозяйкой дома. Затем он перешел на работу в семью Кордон и вступил в отношения с дочерью хозяев. По неизвестной причине он ушел от них и попытался застрелить госпожу Мишу – в церкви, прямо как Жюльен Сорель, – а затем покончить жизнь самоубийством. Ему не удалось ни одно, ни другое, после чего он предстал перед судом и был отправлен на гильотину.

По моему краткому описанию Жюльена не трудно понять, почему в юности, когда мы безрассудны, он кажется интересным и пленительным. А еще можно понять, почему впоследствии, сильно повзрослев, я признала его полным идиотом. Я говорю о том, каким он видится именно мне. Такая переоценка литературного героя не только показывает, в какой степени я изменилась (и слава небесам за периодические coups de vieux), но и говорит, что в молодости мы читаем книги быстро и видим их такими, какими хотим, а не такими, какие они есть. В первый раз я читала Le Rouge et le Noir отчасти по необходимости, а не ради удовольствия (роман был в списке для чтения к курсу французской литературы), и мне нужно было одолеть его поскорее, чтобы написать о нем эссе. Позже я перечитала эту книгу по собственному желанию и сумела занять позицию обычного читателя, а не человека, который пытается проанализировать, что именно это произведение говорит о роли романа в XIX веке. Я считаю, что лучше всего читать книги по собственному выбору, поскольку такое чтение самое искреннее. Само собой, в школе и университете нам не обойтись без обязательных к прочтению текстов, и отказываться от них глупо. Но все же есть нечто раскрепощающее в том, чтобы читать просто потому, что хочется, а не потому, что тебя к этому обязывают.

Истинная задача романа – помочь нам понять себя и других, особенно в мире, где многие из нас чаще сталкиваются с историями в изложении Netfix, чем с литературными сочинениями. Я говорю об этом без осуждения, поскольку считаю все истории равными и сама нередко наслаждаюсь экранными повествованиями. Писательница Лайонел Шрайвер однажды сказала мне, что если бы начинала сейчас, то, возможно, отдала бы предпочтение сценариям, а не романам. Но я не уверена, что какая-либо другая повествовательная форма может взаимодействовать с нашим сознанием так, как роман. Не признав этого, мы рискуем потерять кое-что важное в культурном отношении. Да, можно пересматривать любимые сериалы и любимые фильмы и сопереживать разным героям на разных этапах жизни. Можно спустя годы снова увидеть что-то на экране и совсем по-новому взглянуть на некоторые детали. Но великое преимущество романа в том, что историю, изложенную в нем, держишь в голове: ты сам становишься сценаристом и продюсером, сам подбираешь актеров и сам садишься в режиссерское кресло. Ты ставишь свет и задаешь атмосферу. Ты «видишь» и «слышишь» героев такими, какими хочешь. Разумеется, писатель – автор романа – ведет тебя, как путеводная звезда. Но в некотором смысле он просто рассказывает и формирует историю, а воображаешь ты ее сам. Он служит тебе проводником, но путь проходишь именно ты.

Поскольку чтение романов предполагает столь сильные личные переживания, они открывают в твою душу окно, о котором знаешь лишь ты. Романы великолепно показывают, как ты изменился с течением жизни и какие уроки ты – и только ты – усвоил. Взять, например, меня и Жюльена Сореля. Когда я впервые представила его, он был эффектным, элегантным, умным, харизматичным и чертовски привлекательным. А еще, конечно, совершенно недосягаемым. Можно вообразить, как я следила за его приключениями в книге, неровно дыша и глотая слюнки. (Ладно, я же просила, не судите строго.) Оглядываясь назад, я понимаю, что относилась к Сорелю так же, как ко всем привлекательным французам, которых встречала в то время. В моих глазах они стояли на пьедестале: как я ни старалась, мне не удавалось никого из них заинтересовать. И вы, вероятно, понимаете, в чем была моя ошибка с этими «стараниями»… О, как же мне теперь неловко! Но сейчас, вспоминая этих французов, я сознаю, что в них не было ничего особенного. И ничего особенного – совсем – нет в Жюльене Сореле. Я совершенно не понимала роман, раз меня восхищал этот герой. Точно так же, как не понимала, что мне нужно для счастья в собственной жизни, поскольку «слишком старалась» привлечь внимание неподходящих заносчивых французов, которых звали Гийомами и Эрве.

В