Коснулась подушками пальцев его губ. Настолько твердые, что я чувствую каждую шероховатость. И я забываю о том, что его подбородок выпачкан кровью Фрайя, а за этими губами прячутся страшные, острые, как бритва, тонкие, словно у пираньи, клыки. Сплела свои пальцы с пальцами его обеих рук и склонила голову ему на грудь. Как же страшно не слышать там биение его сердца. Мое все еще стучит, а его нет.

НеОн не шевелится, позволяет себя обнять, превратившись в какое-то ледяное изваяние. А мне так хорошо. Мне так спокойно сейчас. Вот теперь все правильно, Мадан Райс. Правильно, когда мы вместе, кем бы ты ни был. Тогда все было наизнанку, а сейчас верно. Я твоя, а ты мой.

— Когда я была маленькой, Мад, ты рассказывал мне сказку, помнишь? Про брата и сестру. Ее украл страшный злой колдун и заставил мальчика убить всех, кто был им дорог и принести ему в подарок их сердца. Ровно тринадцать сердец и тогда он освободит его сестру и позволит ей стать свободной. Ты всегда думал, что я уснула и не слышу сказку до конца. А я всегда ее слышала и ненавидела девочку за предательство. За то, что съела сердце своего брата и осталась с колдуном.

Подняла голову и посмотрела на Мадана — его взгляд застыл, словно потух. Он слегка раскачивается из стороны в сторону, и я опять положила голову ему на грудь, продолжая говорить и сжимать его пальцы.

— Я всегда думала о том, что конец сказки должен быть другим, и принцесса вырвет себе сердце ради того, чтобы ее брат жил вечно. Я плакала, не потому что мне было страшно, я плакала, потому что не хотела, чтобы сказка заканчивалась именно так.

Он начал раскачиваться еще больше, и в этот момент я вдруг вспышками увидела тот первый раз, когда Мадан Райс рассказал мне эту сказку. Это был мой День Рождения, и его наказали за испорченный торт, который был изготовлен в честь моего десятилетия. Но ближе к вечеру Леона выпустила брата из подвала и заставила танцевать со мной первый танец в знак нашего перемирия. И он танцевал именно так. Раскачиваясь из стороны в сторону и рассказывал мне эту противную сказку, которую придумал сам на ходу.

Я резко подняла голову и посмотрела на его застывшие глаза.

— Ты понимаешь, что я говорю, да? Ты ведь слышишь меня, понимаешь и помнишь? Помнишь этот ужасный танец?

Никакой реакции, а я обхватила его лицо руками.

— Я больше никуда не уйду, Мадан, я хочу, чтоб наша с тобой сказка закончилась здесь и сейчас, так как всегда мечтала я. Я больше ничего никому не должна, Мад. Наша девочка ждет нас совсем в другом месте.

На глаза навернулись слезы, но я их проглотила, продолжая гладить его скулы и в отчаянии пытаться поймать взгляд, в котором, в принципе, отсутствует способность смотреть на что-то, только сквозь и навылет, пронизывая и испепеляя безэмоциональным лазерным светом.

— Теперь ты должен мне. Твои обещания… помнишь? Сначала я и потом ты.

Приложила его ладонь к своей груди, и глаза мета снова начали светлеть. Возгораться неоновым огнем.

— Я хочу остаться с тобой. Сделай меня такой, как ты, и мы уйдем вместе к ней. К нашей девочке… Я говорила тебе, что назвала ее в твою честь? Мадана Райс. Если бы все было иначе, она могла бы носить твою фамилию. Я ведь на самом деле не твоя сестра. Слышишь? Я. НЕ. ТВОЯ. СЕСТРА. Правда, это ужасно? Тааак несправедливо… узнать именно сейчас.

Не шевелится и не реагирует на мои слова, а я ударила его по груди, и он тихо зарычал.

— Я не боюсь тебя… Просто сделай это. Сделай ради меня.

Поднесла порезанную руку к его лицу и с триумфом увидела, как дернулась верхняя губа и затрепетали ноздри.

— Забери меня к себе.

Полоснула по тому же месту, и моя кровь забрызгала ему лицо. Рот Мадана открылся в естественном ужасающем порыве впиться мне в запястье. Он зашипел и оглушительно зарычал, толкая меня в сторону, швыряя, как тряпичную куклу, на землю.

— Даааа. В этот раз — да. Сделай это. Теперь ты должен мне. Ты мне должен.

Бросилась к нему, тыкая окровавленной рукой в лицо и глядя, как он скалится и борется с собой, чтобы не наброситься и не разорвать меня на части, и я разрыдалась от понимания, что даже вот такой жуткий он мой. Только мой.

Рывком обняла его за шею и прижалась всем телом, дрожа каждым нервом и каждой клеточкой своего тела.

— Не смогу без тебя. Пожалуйста. Я так хочу к тебе. Не оставляй меня. Твоя кровь — моя кровь. Мой… мой Мадан. Ты ведь знаешь? Знаешь, да? Ты мой. Никто и ничто не отнимет тебя у меня. Видишь? Даже вирус не смог… никто не смог. И ты не сможешь. Твоя… к тебе хочу. Сейчас.

Глаза светятся еще ярче, а я поднесла запястье к его рту и зарылась лицом в разорванную рубашку. Когда в руку впились словно тысячи иголок и лезвий, я улыбалась. Умирать в его руках не страшно — страшно было жить без его рук.

Я резко подскочила с земли, в ушах зашумело и перед глазами пошли разноцветные круги от слабости. Шатаясь, схватилась за голову и вскрикнула от дикой боли в правом запястье. Перевела взгляд на руку и задохнулась от ужаса — прокушена до самой кости, но кровь свернулась и не течет, и края раны словно слегка шевелятся. Тут же лихорадочно оглянулась по сторонам — в бараке никого нет.

Разве… разве я не должна была стать, такой как он, и потом вырвать себе сердце, как и все остальные? Я не мет. Я точно не мет. Судя по тому, как сильно болит место укуса, я живее всех живых. А где он? Все тело пронизало от ужасной догадки — Мадан меня не тронул, а сам… Я еще не могла думать о том, что ни черта не сходится, и что я сама не должна быть собой. Выскочила, шатаясь из барака и тут же прислонилась к нему спиной, глядя на лежащего на спине Мадана. Он не шевелился, и утренние лучи солнца скользили по его лицу, путались в черных волосах.

"Меты никогда не лежат. Они стоят, ходят, бегают или ползут, но никогда не сидят и не лежат".

Голос Джена в голове, и в висках пульсирует от понимания, что я, кажется, схожу с ума. У меня жуткие абстрактные галлюцинации. А может, я и есть мет, и именно так своеобразно они видят этот мир? Нет. У них не может вот так болеть внутри… у них не может разрываться сердце на куски. Меты — неживые. У мертвых нет боли и эмоций. А значит, я живее всех живых.

Едва ступая, приблизилась к Мадану и упала на колени, прижимаясь щекой к его груди. Тишина. Оно не бьется. Его сердце не бьется. Ничего не изменилось, и кто-то просто убил его. Убил моего Мада, пока я корчилась в агонии, но так и не сдохла.

От отчаяния захотелось громко заорать, но я не смогла произнести ни звука, мне казалось, что у меня пропал голос. Наверное, это очередной кошмар… и я не переживу его. Я умру от отчаяния во сне. И от непонимания разрывает голову на части. Как будто я в сюрреалистическом артхаусном кино в главной роли или в проклятом дне сурка, где снова и снова теряю его и бьюсь в дикой агонии боли нескончаемо.

А потом я услышала этот глухой стук у себя под щекой. И еще один и еще… Вскинула голову, глядя на бледное лицо Мадана без единой вены, такое гладкое и идеально красивое, что щемит сердце и захватывает дух. Длинные ресницы подрагивают вместе с веками.