после обморока Джима в кабинете прокурора инспектор Гаррисон вернулся в его дом вооруженный маленьким пинцетом? На решетке камина в роскошной комнате Джима он нашел и аккуратно собрал несколько обгоревших и почерневших кусочков бумаги.

В тот же день, а может на следующий, он скрупулезно их изучал. Сначала их надо было пропарить и размягчить, потом выложить на специальную бумагу и осторожно разгладить. Но в конце концов он был вознагражден и прочитал одно предложение из девяти слов.

Поздним вечером инспектор Гаррисон опять пришел ко мне, но ничего не рассказал о том, что нашел в камине. Вид у него был какой-то извиняющийся, и несчетное количество кусочков зубочисток усеяло весь пол.

Он пришел сказать, что Говарда отравили. Я видела, что он испытывает явное отвращение к своей миссии.

— Миссис Сомерс или мисс Джуди об этом говорить не надо. В конце концов, он действительно мог сделать это сам, хотя жену и дочь это вряд ли утешит.

Он взглянул на меня.

— У них все было в порядке? Счастливый брак и все такое?

— Несомненно. Инспектор, он себя не убивал.

— Может, и нет. Цианистый калий, — задумался Гаррисон. — Надежно и быстро. Но никакого воображения. Вообще в этих убийствах нет ничего оригинального. Вот у Уолтера воображение есть, а у Блейка нет.

— У Уолтера? — резко переспросила я.

— Он никого не убивал, конечно. Зачем? Даже если отбросить его привязанность к отцу, все равно незачем. Копия завещания исчезла. Устранение свидетелей ничего не дает. Нет. Уолтер Сомерс чист. Я не слишком верю в алиби, но он этого не делал.

Перед тем, как уйти, он сообщил: большое жюри рассмотрит дело к пятнице, и вопрос об обвинении наверняка будет решен положительно. Но его это особенно не радовало.

— Чем больше изучаю преступления, тем меньше понимаю преступников. Возьмем это дело. Все три убийства совершены хладнокровно и нагло. Человеком без страха и совести. Он чертовски умен.

А мы оказались совсем в другом положении. Нашли и арестовали человека, потому что он вел себя совсем неумно. Закопал трость в своем доме, хотя если это он убил Сару, то только по дороге мог утопить ее в десятке речек. С одной стороны, у преступника стальные нервы, что вообще большая редкость, а арестованный падает в обморок при виде этой трости. Он достаточно силен, чтобы спуститься в эту вашу вентиляционную шахту: я для своих лет достаточно крепок, и то не смог бы этого сделать. А врач говорит, что он больной человек и болеет уже несколько лет.

Я сам раскрыл это дело. Доказательств, которые нашел, достаточно на несколько приговоров. Но удовлетворения у меня нет. Во всяком случае, пока.

Одну за одной он быстро сломал три зубочистки.

— Лично я не верю, что мы хотя бы чуть-чуть поняли, что к чему. Вот, например, вечер, когда ранили мисс Джуди. А кстати, она хотя бы сказала, что делала в гараже?

— Сказала, что искала большую линейку.

— Но она же спрашивала Джозефа, где хранится лестница? Зачем она ей была нужна? Чтобы использовать или чтобы посмотреть на нее?

— Инспектор, я понятия не имею.

— Любопытно. У нее была какая-то идея. Она сообразительна. Но вернемся к тому вечеру. Джозеф услышал, как в кустах лают собаки. Вдруг они замолкли, как будто увидели знакомого. Вы с Джозефом пошли к гаражу. Джозеф что-то услышал и громко спросил: «Кто там?» Ответа не было, и вы пошли дальше. Но в кустах кто-то был или проходил — я же утром нашел там следы. Правда, не настоящие. Кстати, следы женских туфель. Мне пришлось много поработать! Но туфли не из вашего дома. Мы с Джозефом проверяли.

Но есть один момент. Мисс Джуди ранили в десять часов вечера, в два часа ночи Нора кого-то увидела. И я хочу знать вот что. Куда мог пойти Джим Блейк в этот промежуток времени, с десяти до двух, и где мог достать пару туфель, принадлежащих крупной женщине, которая ходит, опираясь на внешнюю часть стопы? В его доме нет ни одной женщины.

И почему Джим Блейк приложил столько труда, чтобы скрыть следы, а потом пошел и закопал трость в своем доме? Так мог поступить только дурак или лунатик, но уж никак не человек, который подсунул нам эти следы.

— Инспектор, а вы говорили все это прокурору?

— Прокурору нужен обвинительный акт. У него такая работа. Но человеку, которому предъявило обвинение большое жюри, придется нелегко. Суд потом может признать его невиновным, а клеймо останется.

Он взял с моего стола карандаш, осмотрел его и положил обратно.

— Пойдем дальше. Вы помните, как в первый раз обсуждали с Блейком исчезновение Сары Гиттингс. Когда это было и где?

— В этой комнате на следующий день. Когда она не вернулась, я сама его позвала. Он был обеспокоен, но не более того.

— Больше ничего не помните?

— Ничего особенного. Помню, он спрашивал о Говарде.

— Что именно?

— Что-то о его здоровье. Может ли он ездить, не был ли здесь в последнее время.

Инспектор съехал на краешек кресла.

— Это интересно. Зачем ему об этом спрашивать? Как я понимаю, вы говорили о Саре Гиттингс?

— Только о ней.

— А он ведь знал состояние мистера Сомерса. У вас не осталось ощущения, что у Блейка были причины считать, что мистер Сомерс приезжал в наш город?

— Да. Помню, меня это удивило. Он спросил, уверена ли я, что Говарда не было в городе. Мне это показалось неправдоподобным.

— Но у вас нет причин считать, что он приезжал?

Когда я отрицательно покачала головой, он добавил:

— Не отвечайте сразу, мисс Белл. Подумайте хорошо. Иногда нам кажется, что мы знаем о человеке все, а потом вдруг оказывается, что мы совершенно ничего о нем не знали. Почему, когда Говард Сомерс был здесь прошлым летом, он тайно изменил завещание? Что это за секретный фонд в пятьдесят тысяч долларов? И что заставило мистера Блейка расспрашивать о мистере Сомерсе?

— Я не верю, что Говард сюда приезжал. Он болел, жена практически все время была рядом.

— Но возможность у него была? Например, ночью, когда она рано легла спать? Или ездила на обед? У него, конечно, была отличная машина и надежный шофер.

— Возможность? Наверное, да. Но зачем?

— Именно в этом и вопрос. Если вы сможете убедить мистера Блейка рассказать своим адвокатам, почему он тогда спрашивал, это может помочь. — Инспектор нетерпеливо поморщился. — Если бы только люди говорили все, что знают, ошибок правосудия не было бы совсем. Но