— Куда деваться, коли положено надзор осуществлять.

— Я вам устрою надзор, — прошипел Юрка.

— На пристань следуем. А вечером в Санкт-Петербург, — спокойно ответил я на вопрос Нечаева, — на спектакль. Про Гамлета принца Датского смотреть будем. — И вопросительно приподнял бровь.

Пришлось очень долго тренироваться перед зеркалом, вырабатывая соответствующее выражение лица, чтобы чиновники без слов улавливали гнев или еще чего у меня в душе.

— Дания — это хорошо, — глубокомысленно изрек урядник. — Мы с ней в дружбе.

Дети прыснули за его спиной. Не уверен, что не для этого — разрядить атмосферу — было сказано. Нечаев достаточно сообразителен, чтобы перевести стрелки, изображая тупость недалекого служаки.

— Можем следовать?

— Так точно! — рявкнул он. — Мое дело — доложить о длительной отлучке, а запрета покидать имение и посещать театр не имеется.

То есть пойди что не так, он покажет соответствующую бумагу. Совсем не дурак. Тем более я не побегу в направлении австрийской границы. А торчать над душой или за спиной он не станет явно. Вот на пристань точно заявится для отчета.

Ничего не поделаешь. Сам и создал полицию. Точнее, превратил ее в нечто приличное, как всегда начав с новых губерний. В городах сразу за городничим следует по важности должность полицмейстера. От него зависит благоустройство и налаженность уклада. Естественно, не в одиночку этим занимается. Пришлось долго утрясать и согласовывать штатное расписание.

Ниже по субординации шли частные приставы, затем кварталы во главе с квартальными надзирателями. Набираемые по вольному найму из отставных солдат рядовые городской полиции назывались городовыми, а уездной полиции — стражниками. На каждого не менее полтысячи обывателей. В сельской местности до двух тысяч и полицейскими делами ведали капитан-исправники, избиравшиеся дворянством сроком на три года. На четырех низших чинов приходится один урядник. Пока достаточно.

— Рассаживаемся, — хлопнула в ладоши Стеша. — Быстро, быстро. Дети, не задерживайте!

Повинуясь ее жесту, приблизились охранники. Почему-то плачу этим шотландским и ирландским наглецам я, а слушаются ее.

— Емельян, уместимся?

— А чего же, Михаил Васильевич, — моргая маленькими глазками, прогудел кучер с заросшей до бровей физиономией. — Две большие кареты, да и ехать недалече.

Занятно было в свое время обнаружить Пугачева. Уж подобные имена и самый тупой школьник слышал. Участник Второй русско-турецкой, по ранению отправленный лечиться и попавшийся мне на глаза в госпитале совершенно случайно при вручении Аннинского орла за боевые заслуги.

Моментально взял к себе, раз уж нога у бедолаги не гнется. Не отрезали, и славно. И приставил пару человек наблюдать, да чтобы они друг о друге не подозревали. Бунтовать казак так и не собрался. Видать, и здесь неплохо кормят. Так я и не понял, будет восстание или без него уже не случится. Все жду с неподдельным интересом. Тогда и родилась мысль о поднадзорных, что сейчас на мне отражается. Полиции без разницы за кем следить, если приказ поступил.

Система для бывших армейских достаточно четкая: в качестве устава и инструкции кодифицированное уголовное право и перечисление правонарушений, попадавших в ведение ведомства. Для проверки знаний сдают экзамен. Соответственно неграмотные и глупые в полицию не попадают. Во всяком случае, в теории. И поскольку наши баре по-прежнему неохотно поступали на службу в подобные организации, считая ниже своего достоинства улаживать мелкие происшествия, на низших и средних должностях частенько сидели представители других сословий — крестьянства и мещанства.

Еще один дополнительный социальный лифт, позволяющий с получением звания квартального надзирателя обрести личное дворянство. Правда, для получения первого классного чина необходимо было представить аттестат о начальном четырехлетнем образовании, а для получения дворянства — о среднем гимназическом образовании или сдать экзамен.

На это были способны редкие экземпляры, так и времени прошло не так чтобы много. Тех, кто такого аттестата не имел, принимали на службу в полицию по категории «не имеющие чина». Я создал возможность, а тащить за шиворот не обязан. Талантливые пробьются.

— Чего не весел, голову повесил? — спрашиваю Давыдова, с тоскливым видом взгромоздившегося на сиденье напротив.

Афанасий Романович смачно дохнул перегаром и без особой радости отмахнулся.

— В последнее время все чаще знакомые на погост отправляются. Ломан был всего лишь первым из наших. Может, пора и нам уходить?

Видать, и его огорчила смерть Геннадия. Давно знакомы, ведь на Первой турецкой всегда при мне казак присутствовал. Тогда не ровня, зато позднее фельдмаршал зауважал его за труды по разведению лошадей.

— Что вы такое говорите?! — возмущается Софья.

Юрий скривился, но промолчал.

— Годы, девочка, — вздохнул я. — И кстати, господин фельдмаршал может мно-о-ого порассказать о прошлом. Например, о награде за присоединение Крыма. А там всякого разного…

— В смысле?

— Да ничего особенного, — пробурчал Давыдов. — С чего вдруг вспомнил?

— Титул графа Крымского для прославления победы получил, — с удовольствием начал перечислять я. — Фельдмаршальский жезл, украшенный алмазами, за разумное полководство. Шпагу, украшенную драгоценными камнями, за храбрые предприятия. Крест и звезду ордена Святого Андрея Первозванного, осыпанные бриллиантами, — в знак монаршего благоволения. Сто тысяч рублей лично от ее императорского величества — на построение дома. Серебряный сервиз — для стола. Картины — для убранства дома.

— Жадный ты, — хмыкнул Афанасий Романович. — До сих пор помнишь. А крепостных не дал.

— Я тут при чем? Государыня писала.

— А ты навечно во всем будешь виновен, — со злорадством заявил он. — Не зря в свете говорят: аристократов гнобил без разбора, а мужиков пуще собственных детей любишь. Не я придумал, — пояснил он Софье, — в салонах болтают. Если выбирать на должность приходится из низших и аристократов, обязательно дворянина отодвинет.

А мне не кровь важна, а польза. И провозглашалось это неоднократно, вплоть до указов. Но куда денешься? Власть еще долго в определенных руках находиться будет, и раскланиваться с довольно противными типами придется. Политику иначе непозволительно. Торопыг и наглецов убирают быстро. И не обязательно насмерть ножиком. Иной раз клеветы более чем достаточно. Сколько раз приходилось оправдываться на пустом месте, вот и сейчас следствие организовали. А прикрытие надежное теперь отсутствует.

— Клевета! — возмутился я. — Вон Румянцев, Одоевский, Голицын, Долгоруков… несть им числа и все на должностях.

— Вот кому другому бы Ломоносов налил, — извлекая из кармана серебряную флажку, скорбно отвечает Давыдов, — а графу и фельдмаршалу, — он запрокинул голову и шумно сделал глоток, — пожалел.