Вечером в каюту пришли четверо матросов с носилками. Они уложили на них мертвое тело и понесли на верхнюю палубу. Вачиви, словно во сне, покорно шла следом.

На палубе собрались все пассажиры, за исключением двух женщин, которые так страдали от морской болезни, что не покидали кают с первого дня путешествия, а также свободные от вахты матросы. Лица у всех были печальные. Один из пассажиров прочел над телом Жана главу из Евангелия и несколько заупокойных молитв. Потом капитан спросил Вачиви, не следует ли накрыть графа французским флагом, но она отрицательно покачала головой — ей хотелось, чтобы он оставался в ее одеяле, которое, как она думала, поможет ему согреться, если в морской пучине будет слишком холодно. Темные неспокойные волны бились о борт судна, и Вачиви было страшно отдавать им Жана, но она понимала, что другого выхода нет.

Но вот капитан дал сигнал, матросы наклонили носилки, и завернутое в одеяло тело с привязанным к ногам Жана камнем скользнуло в воду. Оно сразу исчезло в глубине, и Вачиви, провожая его взглядом, издала протяжный, траурный вопль, как это было в обычае у ее народа.

Потом матросы и пассажиры разошлись, а она еще долго стояла на корме, глядя на воду. Только когда стало совсем темно, Вачиви вернулась в каюту и опустилась на койку, где еще недавно лежал Жан. К ней наконец-то пришли слезы, но они не принесли ей облегчения. Вачиви не знала, что с ней будет, но ей это было безразлично. Жан был единственным, кого она любила, а теперь его не стало, и жизнь потеряла для Вачиви смысл. Она готова была даже броситься в море, чтобы быть с ним и в смерти, но не посмела, и это было первый раз, когда мужество и решительность ей изменили.

За всю ночь Вачиви так и не сомкнула глаз. Утром она снова поднялась на палубу, держа в руках мешок с вещами Жана. С трудом подбирая французские слова, она объяснила, что по обычаю своего племени должна раздать имущество умершего, поскольку ему оно больше не понадобится. У сиу существовали и другие поминальные ритуалы, но из всех них Вачиви выбрала именно этот, поскольку он был больше всего похож на обычаи белых. Матросам она раздала рубашки Жана, похожий на военного пассажир попросил штаны из оленьей кожи, а капитану достался синий камзол с золотыми пуговицами, который оказался ему великоват. Кроме одежды Вачиви отдала морякам мушкет и сапоги Жана, а женщинам-пассажиркам подарила его книги. Единственным, с чем она так и не решилась расстаться, была рубашка, которую она вышивала любимому к свадьбе и которая была почти готова. Слишком поздно ей пришло в голову, что Жана следовало похоронить в ней, и теперь она решила оставить рубашку на память. Впрочем, и без этого Вачиви была уверена, что никогда не забудет Жана — не забудет их первую встречу у озера, их частые встречи у водопада, его борьбу с Напауши и долгое, долгое бегство. Она всегда будет помнить его доброту и нежность, его любовь, его страсть, слова, которым он ее учил, красивые платья, которые он купил ей в Сент-Луисе. Все это осталось в прошлом — в счастливом невозвратном прошлом, но Вачиви знала, что будет любить Жана до тех пор, пока бьется в груди ее сердце.

Благодаря неожиданно поднявшемуся попутному ветру «Марибель» вошла в гавань Сен-Мало на несколько дней раньше, чем планировалось. В целом путешествие через океан заняло около семи недель, и, глядя на приближающийся берег, Вачиви думала о том, что ей делать дальше. Она знала, как называется поместье де Маржераков, но понятия не имела, как туда попасть и что скажет или сделает Тристан де Маржерак, когда узнает, что его брат мертв. Быть может, он прогонит ее — и куда ей тогда идти? Деньги Жана — те, что были у него с собой, — Вачиви отдала на хранение капитану, но хватит ли их на обратный путь, она не знала. В деньгах белых она разбиралась не очень хорошо; в ее родном племени в ходу была меновая торговля: Вачиви знала, сколько бизоньих шкур нужно отдать за коня и сколько — за новую пирогу, однако сейчас эти сведения вряд ли могли ей пригодиться.

Примерно о том же самом думал и капитан. Пока «Марибель» маневрировала в порту, он то и дело спрашивал себя, как поведут себя родственники Жана, когда узнают, что он скончался и что на борту — только его вдова. В том, что Вачиви — настоящая супруга Жана, капитан сомневался и не исключал, что де Маржераки откажутся признать ее своей родственницей. В этом случае ее положению трудно было позавидовать: одна, в чужой стране, практически без средств к существованию… Что ж, он готов был ей помочь. Собственная жена капитана умерла десять лет назад, и с тех пор он жил один. Вачиви была красива, и у нее был сильный характер; правда, капитан был намного старше, но это вряд ли могло иметь значение, к тому же если все будет так, как он предвидел, никакого другого выхода у нее не останется. И капитан решил подождать и посмотреть, как будут развиваться события.

Прошел почти час, прежде чем «Марибель» подошла к причалу и пришвартовалась. Все это время Вачиви стояла на палубе, глядя на скалистые берега и песчаные пляжи, тянувшиеся насколько хватало глаз слева и справа от порта. Что готовила ей чужая страна? Впрочем, суровый пейзаж не произвел на нее гнетущего впечатления — благодаря рассказам Жана она успела полюбить Францию, которую никогда в жизни не видела, и теперь ее тревожило только одно: вдруг для нее не найдется здесь места?

Матросы между тем начали сносить на причал багаж, следом за своими чемоданами и сундуками потянулись и пассажиры. После долгого морского путешествия многие из них отвыкли от твердой земли и двигались неуверенно, с осторожностью, однако задерживаться на борту никто, кроме Вачиви, не стал. Только она не знала, что делать, куда идти. Ее никто не встретил, и капитан предложил ей подождать в каюте, а сам, заглянув в документы Жана, отправил одного из матросов в Шато де Маржерак, чтобы уведомить маркиза о прибытии судна. Через два часа матрос вернулся и доложил: о том, что «Марибель» вошла в порт, он сообщил одному из слуг, слуга поблагодарил его и пообещал передать новости хозяину. Самого маркиза гонец не видел и не знал, приедет ли он в порт. О смерти Жана матрос никому в замке не говорил; так велел ему капитан, которому казалось — пусть лучше маркиз узнает обо всем от него.

После этого капитан спустился в каюту к Вачиви и сказал, что если за ней никто не приедет, она может оставаться на борту еще две недели — именно столько времени «Марибель» должна была стоять в порту перед обратным рейсом. Он был уверен, что маркиз не появится, да и Вачиви начинала думать так же. Зачем ему неизвестная индианка, которая к тому же не была законной женой его брата? Кроме того, Жан и Тристан могли поссориться; правда, сам Жан ничего ей об этом не говорил, но кто знает? Как бы там ни было, ей оставалось только ждать, поэтому она от души поблагодарила капитана за его великодушное предложение, и тот ушел довольный. Вачиви было невдомек, что он намерен сделать ей еще одно предложение, которое, как ему казалось, она будет вынуждена принять.

Вечером Вачиви вышла на палубу и, стоя возле того места, откуда матросы сбросили в воду тело Жана, долго смотрела вдаль. Уже темнело, когда на причале появилась большая черная карета, запряженная шестеркой белых коней. На ее дверце блестел герб, а сопровождали карету четверо лакеев верхами. Такой внушительный выезд мог принадлежать только очень важному вельможе, и действительно, человек, который вышел из кареты минуту спустя, выглядел очень представительно. Капитан сразу понял, что перед ним — сам маркиз де Маржерак. Внешне он был похож на своего младшего брата, но был выше, осанистее, да и черты его лица казались более суровыми. Несмотря на то что Тристан де Маржерак был на десять лет старше, он тоже был очень красив. Мужественные черты его лица и уверенные, но изящные манеры говорили об аристократическом происхождении и утонченном воспитании, хотя одет маркиз был в довольно простой камзол — синий с золотыми пуговицами, очень похожий на тот, гордым обладателем которого капитан стал благодаря щедрости Вачиви.