Неверной походкой я двинулась по главной улице. Казалось, каблуки стали выше, чем были весь вечер. Я шла, расставив руки в стороны, чтобы не упасть. Канатоходец. Хотя со своими кудрявыми рыжими волосами я, вероятно, больше походила на клоуна. Идти было недалеко, но было поздно. Темно. А где-то притаился человек, который меня ненавидел, хотел, чтобы я уехала. Но большинство местных таксистов находились в пабе, а просить дедушку отвезти меня после его портвейна с лимоном было бы нехорошо. Дойду сама, рассуждала я. Ведь я тысячу раз сама добиралась домой.

Треск. Тень. Какое-то движение в дверях почты. Я застыла. Почувствовала, что вот-вот взорвусь: мочевой пузырь был слишком полон, сердце билось слишком быстро. Вспыхнули зеленые глаза. От дверей через дорогу метнулась кошка. Я покачала головой, коря себя за глупость, но заметила еще какое-то движение. Стон. Звук, как будто кто-то прокашливается. Я сбросила высокие каблуки и побежала. Стремительно завернула за угол на Грин-стрит, шлепая ногами в одних чулках по холодному тротуару. Я не заметила битого стекла, но почувствовала, как оно врезается в плоть, вскрикнула и неуклюже хлопнулась на колени. Теплая кровь потекла на тротуар, я застонала, стараясь встать на ноги. В ушах звенело, и мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это мой мобильный. Я надеялась, что это дедушка. Или Дэн. Кто-нибудь, кто отведет меня домой. Мне хотелось, чтобы меня уложили в постель, подоткнули одеяло, хотелось тепла и безопасности.

Но это оказалась Шиван. Боль в ступне подхлестывала мой гнев. Ей-то что от меня нужно? Дэн и Чарли считали меня безнадежной, потому что я хочу ее простить. Неудивительно, что они ушли вместе. Это она во всем виновата.

– Оставь меня в покое! – завопила я в телефон.

– Грейс! – Шиван плакала. – Пожалуйста, не отключайся. Помоги мне. Мне плохо.

– Отлично. – Я дала отбой и поковыляла домой, стараясь ступать на пятку, избегая переносить вес на подушечку стопы. Телефон все звонил и звонил, но я не отвечала.

Дэн пообещал помочь мне разыскать Миттенс. Мы несколько часов провели на улице в поисках. Небо меняет оттенки: синие переходят в розовые, а те – в серые, пока оно не становится совершенно черным, а звезды скрыты за невидимыми облаками.

– Пошли домой, Грейс. Слишком темно, ничего не видно, да и подмораживает.

Весеннее тепло исчезло вместе с солнцем, и дыхание Дэна вылетает у него изо рта белыми облачками.

– Я хочу найти Миттенс.

– Знаю, что хочешь, но ты совсем вымоталась. Ты весь день не ела. Мы чего-нибудь поедим и пораньше ляжем спать. А завтра начнем поиски прямо с утра.

– Мы?

– Работа может денек обойтись без меня, тебе я больше нужен.

Я просовываю ладонь в его руку, стискиваю пальцы.

Большое облегчение обнаружить, что в коттедже темно. Я толкаю дверь в комнату Анны: в комнате у нее убрано, кровать заправлена. Я выдвигаю ящики. Одежда аккуратно сложена, носки подобраны в пары. Я не знаю, что ищу, но не могу до конца поверить, что Миттенс сама выбежала из дому. Но с какой стати Анне нарочно ее выпускать? В этом нет никакого смысла.

Я стою под обжигающе горячей водой. Кажется, запах полицейского участка впитался в каждую пору, и я тру кожу, пока она не становится розовой, как у поросенка. Дрожа, выхожу из-под душа, насухо вытираюсь и спешу вниз. Дэн подогревает томатный суп, нарезает хлеб. Я слишком взвинчена, чтобы проглотить что-то твердое, но за суп я благодарна, и мы молча сидим за столом, черпая ложками суп и отправляя его в рот. Слышно лишь звяканье ложек о тарелки. Я отодвигаю свою. Качаю головой, когда Дэн предлагает налить добавки.

– Как ты думаешь, где Анна?

Дэн погружает хлеб в суп, белый мякиш становится оранжевым.

– Надеюсь, далеко.

– Ты веришь, что Миттенс выбежала в дверь?

– Не знаю, странно это.

– Я хочу ей позвонить.

Я кладу ладони на край стола и уже собираюсь отодвинуть свой стул, когда Дэн накрывает обе мои руки своими руками.

– Оставь это в покое на сегодня, Грейс. Давай немного поспим, а как только рассветет, пойдем искать. Мы подробно поговорим об Анне, когда найдем Миттенс.

– Ладно. – Вероятно, это к лучшему. Я не знаю, что ей сказать. И уже не знаю, что думать.

Когда я просыпаюсь, в комнате темно и холодно. Дождь хлещет по окнам, и я представляю себе Миттенс, мокрую и дрожащую, забившуюся под куст, не понимающую, где дом.

Я вытягиваю ноги, ледяными ступнями пытаясь нащупать тепло тела Дэна, но его нет рядом. Я спускаюсь вниз и нахожу его за столом, он склонился над ноутбуком, и светящийся экран озаряет его лицо.

– Что ты делаешь?

– Смотри. – Он поворачивает ко мне экран. Там фотография Миттенс, а над ней слово: «ПРОПАЛА». Внизу призывы к людям проверить надворные постройки, а еще наш телефонный номер. – Мы можем расклеить их по деревне, а еще я отпечатаю листовки поменьше для почтовых ящиков.

Я делаю чай и пью маленькими глоточками, пока он не остывает. На поверхности образуется налет, а я сижу на диване, слушая жужжание и щелканье принтера, изрыгающего изображение за изображением обожаемой морды Миттенс. Брезжит рассвет, я принимаю душ и одеваюсь, заставляю себя сжевать и проглотить тост, сегодня мне понадобится вся моя энергия.

Из-под машин, проезжающих по главной улице с включенными фарами, летят брызги. Водители нетерпеливо стучат по рулевому колесу, когда путь им преграждает мусоровоз. Дедушка и бабушка ждут нас у двери почты, растирая руки в перчатках и притопывая ногами. Бабушка выглядит крохотной, укутанная во множество слоев одежды. Мы коротко обнимаемся и делим стопку листовок на две части. Дэн вынимает из кармана и разворачивает квадрат бумаги. Это карта деревни.

– Я подумал, что вы, Тони, могли бы взять на себя улицы, которые я обозначил желтым.

Дедушка проводит пальцем вдоль подсвеченных маркером дорог, кивает в знак согласия. Бабушка снимает с руки пакет, сует его мне.

– Фруктовое печенье. Чтобы поддержать сахар в крови.

Постеры приклеиваются клейкой лентой к витринам магазинов и фонарным столбам, пришпиливаются к доскам объявлений в культурно-спортивном центре и библиотеке.

Когда наступает обеденное время, мы с Дэном покупаем в пекарне сандвичи с ветчиной и салатом, затем идем в сквер.

Я стряхиваю с сиденья качелей капли воды, потом расстилаю на нем пластиковый пакет, чтобы защитить джинсы. Сижу, держа свой обед на коленях.

– Мы много лет здесь не бывали, – говорю я. – Помнишь глупости, которые ты творил, чтобы впечатлить Чарли?

– Что можно сказать? Я был идиотом. Да и остался. – Дэн зарывается пятерней в волосы.

– Я не виню тебя за то, что ты ее любил. Ее было легко любить. Мне ее не хватает.