— Я понимаю, — плакала мама. — Сказала, наверное, так, чтобы что-то сказать. Но с Мариной мы все же могли бы поговорить. Раз она там была.

— Все, что Марина знает, она сама скажет, я думаю. Не сомневаюсь, что всех позвали, как и меня, на репетицию. Потом все увлеклись другой игрой. А Марина… Она хотела мне помочь. Но это было невозможно. Она была одна против всех. Мне не нужно, чтобы она оправдывалась.

Ника не стала брать банки на продажу. Она еле вытащила себя из погреба. На сегодня невозможен даже такой контакт с людьми, как стояние на улице у скамейки с товаром. И на кладбище к мужу или маме она не может пойти. Она сегодня опять грязная: вся в той крови, в той подлой сперме, в тех липких взглядах, среди которых не было ни одного человеческого. Теперь понятно, что страшнее всего был уверенный и удовлетворенный взгляд Марины. Он был именно таким! Виктор тогда сломался навсегда, наверное. Родители его увезли. Лечили от депрессии. Александр ушел в армию, потом вернулся чужим, каким-то злым, жестоким. Стал сильно пить. Но Марина вышла за него замуж.

Ника сняла с себя опять одежду, легла и стала терпеть. Такое привычное занятие — терпеть нестерпимое страдание.

Вдруг ей позвонили и сказали, что на ее имя поступил перевод по «Вестерн-юнион» из Канады. Она уточнила, что нужно сделать, тяжело влезла в свою броню, сходила в отделение банка и отправила Михаилу его деньги обратно. Пришлось заплатить большие комиссионные. Домой Вероника пришла утомленная. Как будто сделала важное дело. Почему-то стало легче. Только ночью она подумала, что могла причинить ему боль.

Михаил в клинике сразу поговорил с хирургом, посмотрел медицинские документы. Марина в сильном алкогольном опьянении не справилась с управлением своего огромного джипа. Повредила одну машину и стену маленького магазинчика. Никто не пострадал. На излечение ее травм требуется максимум две недели. Нет даже переломов. Сильные ушибы, мелкие трещины.

Михаил сначала вышел из клиники, сел в саду, покурил, собираясь уйти, не заходя к Марине. Не было злости, не было тем более удивления. Все так на нее похоже. Должен ли он сейчас преодолевать себя, если ему неприятно ее видеть? И такая досада на себя: как мог поверить, улететь от Вероники, его найденной мечты, которая так одинока и всеми брошена? Михаил получил сообщение из банка: она вернула его деньги. Ни слова в комментарии к обратному переводу.

Не должен заходить к Марине, ответил он себе. Но она вызвала его таким сумасшедшим образом, конечно, потому, что ее беспокоила поездка бывшего мужа в Симферополь. Она хочет знать, зачем летал и что ему известно. Так надо зайти и доложить. Он это сделает с удовольствием.

Что-то мелькнуло во взгляде Марины, когда она увидела статную, высокую, такую надежную фигуру Михаила. Она провела тяжелую ночь. Она была наедине с непутевыми ситуациями, которые успела создать не только в далеком прошлом, но и сейчас. В настоящем, прямо перед этой «удачной» поездкой. Она убегала из своего нового роскошного жилища, почти дворца, где обитает ее фиктивный муж, российский «бизнесмен», а по факту вор, который бежал из страны от открытых следствий.

У Арсения — золото, драгоценности и деньги лежат там грудами, и взвешивать это можно на тонны. Всего слишком много у этого Арсения. Но у него мало ума и нет ни на грош любви к Марине. Он просто с ее помощью стал гражданином Канады.

— Здравствуй, Марина, — сказал Михаил. — Хорошо выглядишь. У врача я был. Все идет нормально. Скоро поедешь домой.

— Очень хорошо выгляжу? — спросила Марина зло и несчастно. — Значит, сходил и узнал, что у меня все нормально. А у тебя? Раз ты такой удачливый узнавальщик.

— Значит, я правильно тебя понял. Ты сходишь с ума из-за моей поездки в Симферополь. Да, я в курсе. Дело мое продал твой отец, деньги у тебя.

— Так… Мой умный отец тебе и про Костика сказал или ты его видел? — Она это выпалила и по его взгляду поняла, что Михаил не говорил с ее отцом, не был у него, не знал о Косте. Ну что же. Узнал.

— Значит, ты отправила сына. Твое право. Извини, мне некогда. Выздоравливай. Когда в следующий раз тебе захочется вызвать кого-то к смертному одру, вспомни, что я на эту удочку уже попадался. Не стоит повторять. Да и не моя это уже проблема.

Марина почти с ужасом смотрела, как он спокойно идет к выходу. Как неотвратимо, осознанно и явно навсегда уходит из ее жизни. И она только и сумела спросить у его прямой спины:

— Ты видел Веронику?

Михаил повернулся.

— Да, я встретил ее случайно. И теперь сделаю все, чтобы она стала моей женой. Моя жизнь без нее не имела и не имеет смысла.

Он почти бежал из клиники сразу в аэропорт. Он забыл, что не спал давно, что не помнит, когда ел. Он сказал Марине то, чем полны его мысли. Все неважно, только успеть. Он почему-то страшно боялся опоздать. Вероника одна, свободна. Может уехать. Все она сейчас может. Ее ничего не держит. И эти ее слова про вредную привычку жить…

Вероника то ли спала, то ли нет, когда в дверь позвонили. Она посмотрела на часы: три часа ночи. Ей никто не мог позвонить в дверь в такое время. Ей и по телефону почти никто не звонит. Она не шевельнулась. Было так страшно. К чему-то же она вспомнила сегодня тот день своей казни так отчетливо. А недавно встретила Александра. Он был, как всегда, пьян, но на нее смотрел прямо, с откровенной ненавистью. Он считает, что Вероника сломала его жизнь. А тогда Веронике рассказали, будто Александру сообщили, что его вызвали на расправу с Вероникой ее парня, с которым она тайно встречалась. Будто он мстил за измену. Наверное, так сказали и Виктору. Он с тех пор даже ни разу не позвонил. Вероника смотрела в темноту и думала, что пришла очередь Александра с ней разбираться. Он стал практически невменяемым, его люди обходят десятой дорогой. Марину избивал до полусмерти: и беременной, и после рождения ребенка. Дверь стали трясти, позвякивал обычный крючок, на который она закрывалась изнутри.

И Вероника успокоилась. Пусть ворвется. Она устала сегодня бояться. Она вообще устала ждать беды. Пусть что-то окончательное произойдет.

И дверь открыли. И мужские громкие шаги проложили путь к ее кровати. И схватили ее сильные мужские руки. А она не успела даже зажечь ночник. А налетчик был такой странный, что не мог сказать ни слова. Только прижимал ее к своему лицу. И лицо его было мокрым от слез.

— Михаил, — рассмотрела его наконец Ника. — У тебя что-то случилось?

— Случилось, — сказал он. — Такая беда случилась: я без тебя дышать не могу. Я без тебя ничего не вижу, не слышу. Я без тебя не понимаю, зачем я вообще нужен на свете. Пока ты тут одна, в этой ужасной темноте.

— Пусти, — тихо проговорила Вероника. — Я оденусь. Я же совсем голая. А не открывала, потому что думала: меня пришли убивать. Почему ты не позвонил?

— Потому что идиот. Даже в голову не пришло тратить на это минуты. И ты могла не ответить, могла не позвать, не пустить. Вот поэтому. Не одевайся, пожалуйста. Я больше до тебя не дотронусь. Дай мне просто насытить мои голодные глаза. Они всю жизнь тебя искали.