Едва мы вышли в ночь, Игнасио спросил:

— Хорошо, а теперь куда?

Прежде чем Игнасио успел предложить вернуться назад в «Оксфорд», Марсело придумал ответ, победоносно указывая пальцем на противоположную сторону улицы.

— Туда! — приказал он.

Мы перешли Монтанер по светофору на углу с улицей Аримон и вошли в «Яхту», бар, освещенный яркими огнями, со стенами кремового цвета, огромными окнами и прямоугольным зеркалом в глубине, честно отражавшим интерьер. Мы уселись у самого зеркала: Марсело и Игнасио спиной к нему, а я лицом. Мы еще не успели устроиться, как подошел официант. Не спрашивая нас, Марсело заказал три виски. Я глуповато спросил:

— Как прошла презентация?

— Какая презентация? — заинтересовался Игнасио.

— Последнего романа Марсе, — пояснил Марсело, вешая пиджак на спинку стула. — Сегодня, в полдень, в Мадриде.

— Неплохой романист этот Марсе, — высказался Игнасио, все еще не до конца смирившийся с тем, что остался без аудитории. — Но этот последний роман я не читал. И как он?

Официант подал виски.

— Давай не будем сейчас о романах, — попросил его Марсело. — Томас попал в серьезную передрягу.

Теперь Игнасио вначале посмотрел на Марсело, а потом на меня.

— Что еще за передряга?

— Ты сам расскажешь или мне рассказать?

Я уныло опустил голову.

— Расскажи лучше ты.

Для того чтобы жуткая личная драма превратилась в анекдот, иногда достаточно лишь послушать ее в постороннем изложении. То ли поэтому, то ли потому, что Марсело поведал мою историю довольно торопливо и слегка саркастично, или же потому, что она и впрямь была смешной, но пока он говорил, я не мог избавиться от ощущения, что играю главную роль в каком-то недостойном фарсе. Эта мысль показалась мне унизительной, и чтобы не видеть ее отражения в глазах Игнасио или Марсело, во время рассказа я не отводил взгляда от зеркала. Помнится, в какой-то миг я перестал себя узнавать; помнится, я подумал: «Словно во сне».

— Черт возьми, дружище! — негромко воскликнул Игнасио, когда Марсело окончил рассказ. — Ничего себе история! Полагаю, вы известили полицию?

Выражение лица его изменилось: он слегка побледнел, и гримаса недоверия или ужаса исказила его губы.

— Подумай сам, какая полиция! — ответил Марсело. — Знаешь, что будет, если мы к ним придем и все расскажем? Они разыщут мужа, это логично, так? Ну а муж всяко не дурак и наверняка подготовил себе прекрасное алиби. Его отпечатков пальцев в доме, конечно же, нет, а вот отпечатки Томаса имеются. И кроме того, есть еще портье, который несколько раз видел Томаса, но насколько нам известно, ни разу не видел мужа. Добавь к этому сообщение на автоответчике и ответь на один вопрос: как ты считаешь, что подумает полиция?

— По правде говоря, я не знаю…

— Ну так я тебе скажу, — прервал его Марсело. — Что Томас убил девицу и собирается заложить мужа прежде, чем его самого обвинят в преступлении. Они не смогут подумать ничего другого по той простой причине, что нет ни одной улики, указывающей на мужа, и целая куча улик, указывающих на Томаса. Мне это представляется очевидным.

— Ну, не то что бы очевидным… — Игнасио на минутку задумался и произнес: — Послушай, Марсело, мне даже не кажется, что бедная девушка действительно мертва. Она может быть на побережье. Или еще где-нибудь. Откуда нам знать?

— На побережье она быть не может, я тебе уже говорил, — настаивал Марсело. — А по поводу другого места я не могу отрицать. Но представь, что она и на самом деле умерла. Признай, что этого нельзя исключать. И что тогда делать?

Прежде чем Игнасио ответил, я протянул ему вырезку из газеты, взятую в «Лас Риас».

— Она и вправду мертва, — сказал я. — Прочитай вот это.

Игнасио взял вырезку и прочитал.

— Что это? — спросил Марсело.

— Это она? — спросил Игнасио, оторвав взгляд от бумаги и устремив на меня глаза, полные удивления и отчаяния, словно он все еще не мог поверить прочитанному или словно он видел меня впервые в жизни.

Его губы недоуменно исказились, а легкая бледность, сохранявшаяся на его лице до сих пор, вдруг усилилась. Я подтвердил. Марсело схватил вырезку и прочитал ее, в то время как Игнасио старался ухватиться за последние клочки надежды:

— Может, это просто совпадение, правда? Я хочу сказать, что на свете много брюнеток такого же возраста, как и наша, и даже с такими же инициалами.

— Не обманывай себя, Игнасио, — сказал я, качая головой с извиняющимся видом. — Это она.

— А может быть, и нет, — уступил Марсело и, дочитав статейку, скомкал ее и выбросил в пепельницу. — На самом деле, это могла бы быть другая, Игнасио. Ты прав, мы не можем быть уверены, что речь идет именно о ней. Но представь себе, что это она. По крайней мере ты должен признать довольно большую вероятность того, что это может оказаться она.

Игнасио, сдаваясь, пожал плечами.

— Ну, не знаю, дружище, — допустил он. — Полагаю, что да.

— Ну, тогда приходится выбирать: или мы идем в полицию и расхлебываем последствия, или же делаем то, что, по моему мнению, нужно делать.

— И что же? — спросил Игнасио.

— Проникнуть в квартиру девушки.

Не знаю почему, но в этот миг мне показалось, что я понял три вещи. Первое: Марсело разработал очень четкий план того, что следует делать. Второе: в отличие от меня, Марсело совершенно не боялся, а если и боялся, здорово умел это скрывать. И третье: для Марсело передряга, в которую я попал (и в которую косвенным образом втянул и его), никоим образом не являлась ни драмой, ни серьезной проблемой, требующей немедленного решения, ни даже нелепой и смешной трагикомедией, а представляла собой запоздалый и неожиданный подарок судьбы, волнующее приключение, рискованное и чудесное, и он ни за что в мире не позволил бы себе упустить его, хотя бы только потому, что оно частично компенсировало бесславный досуг и сидячий образ жизни университетского преподавателя. Поскольку я дал слово, что Марсело пойдет со мной до самого конца, почему-то эта мысль меня успокоила (хотя вообще-то она могла меня настроить против моего друга и позволить заподозрить его в легкомыслии).

— Если трупа не окажется, замечательно! Мы опять выйдем как ни в чем не бывало и пойдем пить виски, чтобы отметить событие. Но если будет труп (я-то, к сожалению, полагаю, что будет), мы не уйдем из квартиры, пока не устраним все следы пребывания Томаса.

— Но, Марсело, это же опасно, — возразил Игнасио звенящим от страха голосом.

— Еще опаснее, если обнаружат тело и повесят убийство на Томаса.

— В этом, думаю, ты прав, — признал Игнасио. — Мне только кажется, что невозможно войти в дом так, чтобы никто не заметил, и убрать там все, и… И к тому же там еще будет лежать труп девушки.