— Вы совсем спятили, да? Можно, наконец, узнать, кто вы такие? — заорал мужчина с неподдельной искренностью в голосе, делая последние безуспешные попытки вырваться. — Уверяю вас, мне ничего не известно ни о каком трупе. Я в жизни не видел этого сеньора и понятия не имею, кто его подруга. Но скажу вам одну вещь: прежде чем вы вломились, я позвонил в полицию. Они, наверное, уже едут.

Я тут же выпустил его: не то что бы я ему поверил, но в суматохе момента я вдруг представил себе, что мы ошиблись этажом.

— Не выпускай его, Томас! — предупредил меня Игнасио, вдруг снова неожиданно воодушевляясь воинственным пылом и усиливая готовую ослабнуть хватку, словно он только что понял: не остается другой альтернативы, как только идти до конца в авантюре, в которой он согласился участвовать, и он решил поставить все на карту, уже не разбираясь ни в причинах, спровоцировавших ее, ни в последствиях, которые она могла повлечь за собой. Им целиком овладело сладостное возбуждение человека, увлеченного игрой и не вполне уверенного, что эта игра закончится безобидно. — Я ни капельки ему не верю!

Думаю, лишь тогда меня осенило неясное, но неотвратимое осознание ситуации: я только что взломал дверь незнакомого дома, чей хозяин — также мне незнакомый — лежал подо мной после того, как он вывел из строя (с целью самозащиты) одного из моих сообщников по нападению, а другой мой напарник угрожал ему бейсбольной битой, явно горя желанием обрушить удар ему на голову. Быть может, именно поэтому, поскольку я вдруг понял, что легко выбраться из всего этого безобразия не удастся, то когда я услышал за спиной глухой щелчок подъезжающего к мансарде лифта и подумал: «Полиция», то во мне не было страха, а было лишь смешанное чувство безутешного отчаяния и облегчения.

Но это была не полиция.

— Вот этот человек, — услышал я за спиной.

Я обернулся: обвиняющим жестом портье указывал пальцем на Марсело, который смог приподняться и, придерживая рукой шею или ключицу, смотрел на него с болью, раскаянием и смирением. Из-за дверцы лифта высовывалась какая-то женщина. Она взглянула на Марсело, а затем, с раскрытым от удивления ртом и досадой во взоре, посмотрела на меня, будто не узнавая. Я уверен, что сюрприз, свалившийся на меня в этот миг (третий и последний за ту ночь, причем самый неожиданный) вряд ли поразил бы меня сильнее, если бы вместо женщины из лифта показалось привидение. Я вскочил и бросился к ней с криком:

— Клаудия!

Мне не удалось ее обнять, поскольку ее взгляд моментально меня отрезвил: досада в ее глазах вдруг обернулась холодной яростью, от которой затрепетали крылья носа и затвердели губы.

— Боюсь, здесь какая-то ошибка, молодой человек…

Я услышал, как Игнасио извиняется за моей спиной.

— …В любом случае будет неплохо, если вы полежите спокойненько, пока все не выяснится.

— Твою мать, — непонятно к кому обращаясь, пробормотал Марсело.

— А кто эти двое? — спросил портье.

Прежде чем кто-нибудь успел ответить, Клаудия закричала:

— Педро!

Она оттолкнула меня и бросилась к мужчине, которому Игнасио продолжал угрожать битой.

— С тобой все в порядке? Что произошло?

— Мне-то откуда знать! — сознался мужчина, злобно поглядывая на Игнасио, а тот, в свою очередь, смотрел на него с суровостью, уже едва заметно окрашенной пониманием той нелепой и забавной ситуации, куда он угодил. — Спроси у этих.

Игнасио обернулся ко мне и, подняв козырек кепки, спросил:

— Слушай, Томас, ведь это та самая девушка, правда?

— Заткнитесь, вы! — приказала Клаудия. — И немедленно уберите свою палку.

Она повернулась лицом ко мне: ее зрачки походили на синие булавочные головки и пылали гневом:

— Томас, можно узнать, что тут происходит? Что ты здесь делаешь с этой парочкой уголовников?

— Послушайте, сеньорита, а нельзя ли повежливее? — уточнил Игнасио. — Лично у меня была вполне достойная причина явиться сюда.

— Замолчи уже, Игнасио, — произнес Марсело. — Ты еще больше все испортишь. И так уже хуже некуда.

Я был без ума от счастья, что Клаудия жива, но меня смущала ситуация, которую я до конца не мог понять. Я не знал, что ответить на вопрос Клаудии.

— Клаудия, ты себе не представляешь… — промямлил я. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть…

— А ты-то их откуда знаешь? — спросил усатый тип.

— Я тебе потом расскажу, Педро.

«Педро?» — подумал я. И в этот момент меня осенила интуитивная догадка, нет, почти уверенность, что этот усатый тип был не только тем человеком, которого я видел пару дней назад во время обеда в ресторане «Касабланка», но совершенно невероятным образом он являлся и тем мужчиной в теннисном костюме, который был заснят на фоне буколического неба и деревьев вместе с Клаудией и ее сыном на фотографии, стоявшей в ее гостиной. «Не может быть», — вновь подумал я. Я собирался что-нибудь сказать, но вокруг меня звучал адский шум невнятных вопросов, ругательств и объяснений.

— Вам должно быть стыдно, — говорил портье. — В вашем-то возрасте!

— Вы тоже заткнитесь, ко всем чертям! — орал Марсело, уже оправившись от удара. — Томас, совершенно ясно, что кто-то здесь неправ. И опасаюсь, что это мы. Так что почему бы тебе не объяснить нам, какого дьявола здесь творится?

— Уже давно пора, чтобы кто-нибудь сказал что-то членораздельное! — произнес усатый тип, подозрительно посматривая на Игнасио, наконец выпустившего его на волю.

Указывая битой на портье, Игнасио толкнул локтем Марсело и, не теряя бдительности, спросил:

— А это что еще за фрукт?

— Послушай, Томас, — сказала Клаудия, прилагая видимые усилия, чтобы овладеть собой. — Не знаю, зачем ты сюда явился. Ни ты, ни вся эта толпа. И честно тебе скажу: мне даже и не интересно это знать. Но ясно одно: если вы сейчас же отсюда не уберетесь, я вызываю полицию.

— Ха-ха-ха! — с издевкой произнес усатый тип. — Будто бы я сам не вызвал, если бы у тебя работал телефон!

— Не волнуйтесь, сеньор Уседа, — услужливо предложил портье, открывая дверцу лифта. — Я сейчас сам вызову.

— Еще один шаг, и я за себя не ручаюсь, — предостерег его Игнасио, вновь потрясая битой. — Пока я не скажу, никто с места не двинется!

Портье закрыл лифт.

— Спокойно, Игнасио! — произнес Марсело, кладя руку ему на плечо. — Не переживай так.

— Ты не представляешь… Ты не представляешь себе, как я рад тебя видеть, Клаудия! — опять повторил я, весь во власти страха и нервного возбуждения, безуспешно пытаясь собраться. — Я подумал, что ты умерла.

— Умерла? — переспросила Клаудия.

— Я-то знал, что она не умерла, — встрял Игнасио.