и принадлежал только ей. Ей не хотелось знать, где он был и с кем и почему вернулся таким угрюмым. Он все расскажет, когда придет время. Стараясь не задеть его еще не зажившую ногу, она потянулась к нему. Шура покрывала поцелуями его грустное лицо, спускаясь к шее. Дойдя до груди, она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Сеит обхватил ее за талию и страстно притянул к себе. Все, что он пережил раньше, перестало на миг иметь значение: сейчас он хотел только одного – расслабиться и отдаться Шуре. Он впервые был настолько груб, что Шуре на мгновение стало не по себе. Но она промолчала, молча принимая его страстные настойчивые ласки. В эту ночь он занимался любовью так, будто боялся потерять Шуру – или думал, что потерял, но обрел вновь. Шура не чувствовала себя некомфортно, наоборот – полностью отдалась ему и новым ощущениям. И эта новая Шура была нетерпеливой, жаждущей любви, страстной женщиной. Она была счастлива. Ночь окружала их своим волшебством. За окном выл ветер, бились о скалы волны, шумел стоявший в саду мраморный бассейн – все словно подыгрывало движению их тел. Там, снаружи, природа разыгрывала такую же дикую, животную любовь, какая разгоралась между ними. Когда Шура вскинула голову и застонала от удовольствия, она на мгновение увидела звездное небо. Счастье опьяняло ее. Звезды… звезды… Море с чувственным исступлением билось о скалы, разбрасывая в стороны соленые капли, к берегу бежали торопливые волны, а из глаз ее лились слезы…

– Не хотите ли чашечку чая, Александра Верженская?

Шура внезапно отвлеклась от своих воспоминаний. Спешно смахнув с глаз набежавшие слезы, она мило улыбнулась стоявшей в дверях девушке:

– Спасибо, Анечка. С удовольствием.

Анечка наверняка заметила выражение ее лица, но, несмотря на распиравшее ее любопытство, учтиво промолчала.

– Сейчас принесу, – встрепенулась молодая девушка.

Наблюдая за тем, как девушка легко, словно балерина, исчезает в дверном проеме, Шура с удивлением осознала, насколько далеко она теперь от прошлого, о котором недавно вспоминала. Казалось, будто ей приснился сон, и она только что проснулась. Увидев Анну Петровну, Шура вновь окунулась в прошлое.

Анечка была одной из последних, кому удалось покинуть Крым в 1919 году, в сопровождении армии Врангеля. Сейчас ей около двадцати лет, а тогда, стало быть, примерно пятнадцать. Ее отца, офицера, убили на фронте красноармейцы, а мать и двое братьев умерли от тифа во время побега с полуострова на Родос. Больше Шура о ней не знала ничего – Анечка не рассказывала, храня в тайне трудности, борьбу и разочарования, настигшие ее в ту пору. Что-то подобное коснулось каждого эмигранта. Кто-то не хотел ворошить прошлое, а кто-то стремился в будущее и хотел стать новым человеком. Но не Феликс Юсупов. Эксцентричный князь знал, что убийство Распутина еще было свежо в памяти людей, и воспользовался своей славой, чтобы основать IRFE. К тому же он очень гордился тем, что смог вмешаться в дела царской семьи и покончить с «дьяволом», отравлявшим ее жизнь. Феликс Юсупов был амбициозным и рассудительным человеком, а поэтому искренне интересовался всеми, кто посещал их модный дом, и не раз рассказывал о Распутине. Даже Шура несколько раз слышала об этом.

Анечка вновь показалась в дверях, но руки ее были пусты.

– Прошу прощения, госпожа Верженская. Нонна Калашникова хочет выпить с вами чаю.

Шура поднялась с места и последовала за Анечкой, по пути приветствуя многочисленных женщин и девушек. Нонна Калашникова ждала ее в отдельной комнате, хлопоча над стилизованной под кокошник тиарой. Завидев Шуру, она с улыбкой распахнула руки:

– Шурочка, дорогая, какой сюрприз!

– Добрый день, дорогая Нонна. У меня назначена встреча с княгиней Юсуповой.

– Я знаю, милая. Она только что позвонила и сказала, что занята подготовкой к приему, который пройдет у них дома в Булони. Я знаю, по какому поводу ты пришла. Сейчас я все доделаю, и мы поговорим.

Затем, заглянув в примерочную, Нонна прибавила:

– Миссис Вуби уже пришла, ждет тебя!

Шура поприветствовала молодую женщину, одетую в пышное вечернее платье и служившую моделью для кокошника.

– Добрый день, княгиня Оболенская!

Княжна Саломея Оболенская, не двигаясь, улыбнулась и ответила:

– Здравствуй, Шурочка! Как поживаешь? Прости, я не могу тебя обнять. Нонна в любую секунду может воткнуть мне в голову иглу.

Женщины рассмеялись. Шура сидела на диване, наблюдая за тем, как Нонна расшивает жемчугом тиару-кокошник.

– Княжна Оболенская, настала ваша очередь! – крикнула Анечка, заглянув в помещение.

Нонна, как фея-крестная, поспешно разгладила руками складки платья Саломеи.

– Все, можешь идти, – сказала она.

Оливково-зеленые глаза Саломеи, цвет которых выгодно подчеркивали черные соболиные брови, радостно заблестели. Подобрав подол, она вышла из комнаты в вечернем платье, струившемся по ее стройному нежному телу. На голове ее сверкала жемчужная тиара.

В то же мгновение Анечка вошла в комнату, держа в руках поднос с чаем. Нонна Калашникова присела рядом с Шурой и взяла чашки. Брат княгини Ирины, князь Никита Александрович, и его жена, княгиня Мария Илларионовна, тоже занимались модным домом, однако правой рукой Юсуповых стала Нонна, которая вместе со своим мужем Михаилом Калашниковым сыграла важную роль в организации и ведении бизнеса IRFE. Несмотря на то что все в команде модного дома – от владельцев до обслуживающего персонала – имели аристократическое происхождение, обладали изысканными вкусами, знали европейский образ жизни и прекрасно разбирались в стиле, IRFE как бизнес велся не очень профессионально. Когда Шура подумала об этом, Нонна словно прочитала ее мысли.

– Я полагаю, если бы ты застала нас здесь год назад, то не поверила бы, к чему мы пришли.

Взяв у Нонны чашку, Шура поблагодарила собеседницу.