– Может, перерождение – не единственный способ побега, – дернул бровями Хаблов.

– И что ты предлагаешь?

Он встрепенулся, а глаза привычно забегали из стороны в сторону. Так было всегда, когда на языке вертелся очередной сомнительный план.

– Вали от нее, Рут, прямо сейчас. Забудь про Винсента – какая разница, где болтается его душа? Да, ты заключила контракт на Перекрестке миров, и, значит, его нельзя нарушить. Но у тебя есть лазейка: ты заключала контракт, будучи мертвой! Если контракт подрывается одной из сторон, Страж выпивает жизнь виноватого. А что тебе грозит? Он ничего с тобой не сделает. Это парадокс: ловушка и одновременно спасение. Твой контракт как бы есть – и при этом его нет, понимаешь? Я – инсайдер и уже знаю этот бизнес изнутри. Беги и живи в свое удовольствие! Ты можешь наслаждаться жизнью, просто не хочешь.

Рут уставилась на него в напряжении, пока не веря. Под прицелом ее тяжелого взора он нервничал, но не останавливался:

– Мы с тобой оба оказались в этой игре не по своей воле. Но все наши контракты связаны. Летит один – летят к чертям все. Если твой невыполним, цепочка в итоге приведет к тому, что и мой контракт со служением Господам не имеет смысла. Потому что Кларисса не сможет осуществить их волю, если ты не закончишь сбор крови. А ты просто не должна ничего заканчивать. Моя служба тоже обнуляется. Значит, если выйдешь из игры ты, выйду и я. И мы будем путешествовать, питаться полуфабрикатами и засыпать пьяными где-нибудь у моря. Доверься мне, Рут.

Это могло бы стать прелюдией к современной сказке о доброй фее. Столько обещаний.

Однако их сказка – это королевство кривых зеркал. Все тут играли искаженные, глупые роли. Рут была не принцессой, а вечной золушкой. Хаблов же походил на придворного шута, от чьих ужимок никому не смешно.

– Спасибо, – пробормотала она, – но мне нужно завершить обещанное. Я не знаю, что с Винсентом. Если Кларисса меня кинет, ей тоже конец. Сам говоришь, Страж выпивает чужие жизни. Значит, у нее нет выбора, ей надо найти способ его вернуть. И она уж постарается ради своей шкуры.

– Дура! – внезапно завопил Данила. – У тебя есть лазейка сейчас, пойми же ты! К черту, что там с Клариссой будет! К черту Винсента!

– Я понимаю тебя, – вдруг спокойно сказала она. – Ты хочешь вернуть себе свободу. Однако выйти из игры можешь, только если нарушится вся система контрактов.

Хаблов раздраженно цыкнул. Ну просекла она его. Но он не врал насчет Винсента.

– Да почему ты вообще попросила вызволить какую-то заблудшую душу?! Ты что, знала его при жизни? – раздраженно спросил он.

– Нет. Но сам он не выберется.

В Даниле клокотала желчь. Во-первых, его оскорбили в лучших чувствах (когда он вообще что-то обещал девушке?). Во-вторых, срывался план побега. А все из-за упрямства и недоверия Рут. Ей хоть намекай, хоть прямым текстом…

– Я тебя предупредил, – отрывисто бросил он, проводя пятерней по уложенным волосам. – Пока.

Стремительно ушел и не закрыл за собой дверь. Некоторое время до нее еще доносились его удаляющиеся шаги по лестнице. Если начистоту, Рут с самого начала подозревала, что в обещаниях Клариссы может быть подвох. Но куда двигаться без нее, она не знала.

Данила сейчас вовсю на что-то намекал, но так и не сказал прямо. Зато его интересы Рут увидела в два счета, потому что знала как облупленного.

Но как понять, что скрывает бабка? И почему Винсента больше не слышно?

«До цели доходят только одержимые. Подселяй к себе беса и действуй!» – приговаривала Рут все время, и это стало ее личным заклинанием.

Цель вызволить Винсента с каждым днем все больше походила на мираж.

Но этой ночью он впервые приснился ей во плоти. Раньше являлась только статуя Стража, взывающая к ней его голосом, теперь же Винсент проступил как наяву. Слегка безумные зеленые глаза смотрели прямо в ее распахнутое сердце, и сквозь туман сновидений доносились дрожащие слова:

«Все вокруг врут, Рут. Слушай только меня. Лови мои слова. Тяни их, как веревку из тьмы, и за ней выйду к тебе и я».

* * *

Всю дорогу до дома Клариссы Данила пинал перед собой банку из-под «ред булла». Ему нравился этот звенящий звук. Допинав до крыльца, он отвесил по ней такой удар, что она улетела по диагонали и воткнулась в живую изгородь соседского дома.

Привидения, как же! Единственный, кто тут отсвечивал, так это он сам, потому что Рут никогда не воспринимала его всерьез и в свою душу не пускала. Из всех темных колодцев в мире она была самым черным.

Что в Винсенте такого? Медом помазан? Золотом облит? Она цеплялась за него так, будто он был для нее божественным откровением.

Все накрылось: и побег, и девушка.

Хаблов выругался и вошел в подъезд. И не удивился, увидев на пороге подбоченившуюся Клариссу.

«Ну просто смерть шопоголика, а не женщина…» – подумал он, настолько паршиво она стала выглядеть в своих тинейджерских шмотках.

Вопреки его утренним манипуляциям она опять походила на накрашенный скелет. С ней уже бесполезно что-то делать. От состояния трупа ее отделяла только пара месяцев.

– Дай пройти, – процедил он сквозь зубы.

Кларисса хмыкнула и посторонилась.

– А нехило она по твоей гордости проехалась…

Он резко обернулся, уставившись на нее злыми глазами. Все-таки проследила его. А ведь сколько защит на себя поставил!

– Ну что вы меня все за дебилку держите? – всплеснула руками она. – Что ты, что Рут со своей мокрухой в Кельне. Ты вообще еще не дорос, чтобы от меня прятаться. Спасибо, что всю подноготную ей не выложил.

– Отстань от меня.

– Не сердись, тебе говорю, – сказала она. – Глупо это. Рут за тобой никогда не пойдет, сам подумай, кто ты в ее глазах.

– И кто? – устало спросил Данила, хватая с дивана свою домашнюю футболку и скрываясь в уборной.

«Ха, сложена как в магазине… Неужто бабка?» – подумал он.

Он помнил, что швырнул футболку, даже не вывернув ее. Это было странно и слегка комично. Может, она воспылала к нему материнскими чувствами? Голову отрывать она ему точно пока не собирается, что подозрительно. В ней даже было много снисхождения к его попытке соскочить с контракта за счет Рут.

Пока он переодевался в туалете, Кларисса сидела в своем кресле, дымя и подслеповато глядя на тусклые лучи уходящего осеннего солнца.

– Ты – Петрушка цирковая, Хабловушка моя… – продребезжала Кларисса. – Она в тебе не видит мужчину. Все время, что ты вокруг нее носился, ты либо визжал, либо отговаривал, либо ныл. Девушки такое не очень любят, даже мертвые.

Данила только фыркнул.

– А Винсент этот чем лучше? Кто он вообще такой, откуда взялся?

– Черт его знает, – отозвалась Кларисса. – Сама его предсказала ей и забыла. А он явился.