Старый возлюбленный Ганны перевел глаза с ее лица на кость, которую держал в руке, и продолжал:

— Итак, для обоих грешников наступила последняя минута. Вдруг юстициариус махнул носовым платком и крикнул: «Стой!» Затем он вытащил из кармана какую-то бумагу и что-то прочел. Когда он кончил, в толпе начали кричать и смеяться, а бедных грешников свели с помоста. Сперва я не понял, в чем дело, потом мне объяснили. Оказывается, негодяев хотели только попугать виселицей: такова была воля нашего всемилостивейшего государя. Палач снял с них одеяние грешников, и затем под конвоем гренадеров их отвели к границе нашего княжества. Ах, Ганна, я никогда не забуду, какое лицо было у Клипперлинга, когда он опять очутился на земле!

Ганна выслушала его с большим изумлением и покачала головой.

— Если бы это от меня зависело, — сказала она, — их бы непременно казнили! Кто их знает? может быть, они возвратятся и пустят к нам в дом красного петуха?

— Едва ли! Мошенники редко возвращаются в ту местность, где они успели уже разок попасться в лапы правосудия!

В это время в кухню вошел Каспар и сказал, что господин Ксиландер просит Ганну зайти к нему в музеум. Старая экономка, которая со времени катастрофы начала относиться к магистру с большим уважением, велела Каспару присмотреть за горшками и кастрюлями и отправилась наверх.

— Ганна, — спросил магистр, — нет ли у вас белого платья?

— Как же! У меня имеется великолепное белое платье, которое подарила мне перед смертью покойная тетка господина Томазиуса; оно, правда, уже не новое, но все еще прекрасно.

— Отлично, — сказал магистр, — принесите мне это платье!

Ганна ушла удивленная, но вскоре возвратилась с платьем на руках.

— Впору ли оно вам? — спросил магистр.

— Я давно не надевала его, но едва ли я выросла за последние годы!

— Примерьте его!

— Что вы, господин придворный библиотекарь? Не стану же я переодеваться на ваших глазах! Какого вы обо мне мнения!

— Ах, не стесняйтесь, пожалуйста! Я буду тем временем смотреть в окно.

— Нет, уж лучше я пройду в свою комнату и переоденусь там!

— Прекрасно, Ганна!

Через несколько минут старушка возвратилась в подвенечном наряде покойной тети Урсулы. Магистр внимательно осмотрел ее со всех сторон.

— Платье — великолепно! Слушайте теперь, Ганна! Я сочинил кое-что для предстоящей свадьбы и хочу, чтобы вы выступили в этом наряде.

Ганна испугалась не на шутку.

— Нет, нет, — решительно заявила она, — я особа почтенная, мне не приличествует играть в комедиях!

— Ганна, вы рассуждаете, как ребенок! Я ведь тоже человек почтенный, и к тому же придворный библиотекарь, а нисколько не гнушаюсь выступить в комедии.

— Вы тоже будете играть?

— Конечно, но мне нужен еще третий актер. Не пригласить ли нам Петра?

— Вот это удачная мысль, — заметила старушка. — Петр — отличный актер. Когда Эльза была еще совсем маленькой, он очень ловко изображал слугу Рупрехта. Петр сейчас как раз на кухне. Хотите, я его позову сюда?

— Подождите минуту, — сказал магистр. — Итак, вы согласны играть в комедии?

— Ради моей Эльзы — я готова на все!

— Отлично, Ганна! Вам не придется много говорить, — всего только несколько слов. Приходите ко мне сегодня вечером, я научу вас. Вот здесь коробка со звездочками из серебряной бумаги. Нашейте их на это платье. Потом получите еще серебряную корону, — она покуда не готова. А теперь пошлите ко мне Петра. Но держите все это в тайне: я хочу сделать сюрприз!

Ганна пообещала и пошла на кухню.

* * *

— Завтра состоится свадьба в аптеке Золотого Льва. Такой пышной свадьбы никогда еще не видали в Финкенбурге, — говорил бургомистр и думал о том, сможет ли он венчание Кэтхен обставить столь же торжественно.

То же самое говорил придворный портной и расхваливал великолепные наряды, которые он сшил для жениха и его тестя. Придворный мясник высчитывал на пальцах, сколько у него заказали мяса для свадебного пира: слушая его, все ахали от изумления. Трактирщик сообщил, что у него затребовали трех судомоек на подмогу старой Ганне. Только и речи было, что о предстоящей свадьбе, в которой принимали участие все наиболее почтенные бюргеры Финкенбурга. Однако, завтрашнее торжество занимало не одних только богачей, — о нем говорили и бедняки: каждому из них предстояло получить от господина Томазиуса фунт мяса, гарнец муки и три батцена наличными деньгами. Аптекарь мог позволить себе эту роскошь: богаче его не было никого во всей округе. И все это богатство должно было перейти к его зятю — человеку пришлому! Мысль об этом была каплей дегтя в бочке меда, которую предстояло выпить жителям Финкенбурга.

Старый дом на Рыночной улице смотрел женихом, — впрочем, нет, он походил скорее на почтенного старца, справляющего золотую свадьбу. Как чудесно блестел под лучами зимнего солнца недавно позолоченный аптечный лев, и как приветливо улыбались на фронтоне каменные изваяния! Стряпухи на кухне весело гремели посудой, а стук пестов о ступки в лаборатории напоминал колокольный звон. Ведь завтра здесь свадьба!

А если завтра свадьба, значит сегодня — девичник!

— На девичнике, — сказал господин Томазиус, — полагается бить горшки, но я решительно против этого обычая: и без того много посуды бьется в моем доме!

Каспар, сын трактирщика, давно уже радовался предстоящей возможности безнаказанно бить горшки и тарелки и втихомолку собрал целую груду старой посуды. Однако, к великому его неудовольствию, ему пришлось подчиниться запрету хозяина дома. Зато на его долю выпала приятная обязанность — пускать в саду фейерверк.

Обычай плетения венка решено было справить в тесном семейном кругу. Бургомистерская Кэтхен и дочь городского писца Лора связали венок из миртовых ветвей; в этой почетной работе им деятельно помогала старая Ганна.

— Девица, начинающая плетение венка для невесты, — сама на очереди! — сказал господин Томазиус и подмигнул Кэтхен, которая густо покраснела и отвернулась, а придворный библиотекарь принялся со вниманием рассматривать золотую цепь, надетую им по случаю сегодняшнего торжества.

Наступил вечер. Маленькое общество собралось вокруг большого круглого стола. Гости то и дело отхлебывали глоток сладкого вина и со вниманием слушали почтенного хозяина, рассказывавшего о приключениях своей молодости. Магистра в комнате не было.

Фриц и Эльза, держась за руки, сидели в тени и молчали. В то время, как старик Томазиус занимал гостей рассказами о своих путешествиях, бакалавр погрузился в воспоминания. Перед ним промелькнул старенький пасторский домик с окружавшими его фруктовыми деревьями и смутные образы его родителей. Затем он вспомнил старинный университетский город с его острыми кровлями