Молодая женщина присела на парковую скамейку и тяжело опустила голову на руки. Господи! Дай силы дойти! Осталось-то всего триста шагов, не более.

– Мадам Кюри-Склодовска? Вам плохо? Требуется помощь? – раздался над ухом бодрый, слегка вальяжный голос.

Мари с трудом разлепила кажущиеся свинцовыми веки и с удивлением уставилась на франтовато одетого кавалера, сквозь цивильный костюм которого явно проступали военные эполеты и аксельбанты.

«Какого чёрта?!» – хотела уже произнести она, будучи не расположена к уличным знакомствам. Но молодой человек упредил её, подняв руки и умоляюще сложив их перед собой.

– Прошу прощения, мадам, мы не представлены. Граф Шереметев, к вашим услугам. Флигель-адъютант его императорского величества. Нахожусь здесь по высочайшему повелению и уполномочен вам вручить личное послание его величества, а также оказать всемерную помощь, если таковая понадобится. Я не думал знакомиться на улице, направлялся к вам домой и совершенно случайно увидел вас в сквере…

В этот день Мари Кюри явилась в свою семью позже обычного. Точнее, явилась не она, а внушительная гора самых различных коробок и упаковок, а также записка мужу с просьбой срочно приехать в ресторан «La Tour d’Argent».

– Пьер! Дорогой, – Мари буквально прыгнула на шею супруга, как только он поднялся на второй этаж, с которого открывался дивный вид на собор Нотр-Дам, – познакомься, вот это – посланник русского императора, а вот это, – Мари сунула в руки мужа пухлый конверт, – приглашение организовать в России и возглавить Радиевый институт под его личным патронажем и с начальным бюджетом… Ты только посчитай, сколько там нулей!..[41]

Декабрь 1900-го. Киев. Дом генерал-губернатора

– Я полностью разделяю ваш скептицизм насчёт этих скорострельных винтовок, Михаил Иванович. Но приказ есть приказ, и я не могу просто взять и выбросить в мусорник высочайшее повеление. Поэтому мне придётся воленс-ноленс отправиться к полковнику Мадсену с предложением, от которого я лично не в восторге и которое, уверен, не принесёт никакой пользы нашей армии. Я уже и так изрядно подзадержался у вас в гостях, и дальнейшее промедление, боюсь, приведёт к неприятностям.

– Спасибо, голубчик, спасибо, утешили старика, разбавили своим визитом мою тоску по столице, – генерал Драгомиров промакнул краешки глаз белоснежной салфеткой и, тяжело вздохнув, приступил к трапезе. – Вы знаете, я совсем покрылся мхом в этой дыре. Киевское генерал-губернаторство – это, по существу, такая ссылка, такая ссылка… Ну, а как вообще государь? Знаете ли, тут у нас такие слухи ходят…

Флигель-адъютант князь Оболенский кивнул лакею, держащему наготове запотевшую бутылку шампанского, и благодушно вытянулся в кресле. «Мне бы такую ссылку, старый пень!» – подумал он, с презрением поглядывая на престарелого генерала.

– К моему сожалению, – сказал он уже вслух, – я видел государя крайне мало, мельком. Представился – получил предписание – отбыл. Могу засвидетельствовать – после болезни он крайне резко поменялся. Будто это совсем другой человек… Вы меня понимаете? – и князь красноречиво покрутил пальцами в воздухе, едва касаясь головы. – Понимаете?

– Бедный мальчик, – генерал покачал головой и со вздохом упёрся глазами в тарелку, чтобы не выдать свои эмоции. – А какой удар для Марии Фёдоровны… Такое несчастье… Слава богу, его батюшка до этого не дожил…

Собеседники истово перекрестились, глядя в потолок, украшенный затейливой лепниной. Несколько минут прошло в полной тишине, нарушаемой только звяканьем приборов о посуду.

– Полагаю, уважаемый Николай Дмитриевич, – прервал длинную паузу Драгомиров, – ваше поручение настолько сложно, что государь проявил истинную мудрость, поручив сие дело именно вам. Эти иностранные изобретатели народ очень капризный и очень не любят иметь дело с нашими казенными ведомствами. Ежели не получится договориться с этим полковником, – генерал сделал акцент на слове «не получится» и выразительно посмотрел на Оболенского, – не огорчайтесь… Я напишу верноподданейшую записку его императорскому величеству о вредности сих инвенций. Даже если не послушает – не будет же он казнить старика. Всё же для общего блага пекусь, а не живота своего ради… А может, он уже и забыл этот свой каприз, а вас ждут гораздо более неотложные дела. Вы ведь знаете, кому надо доставить ту прискорбную информацию о состоянии императора, которой вы только что со мной поделились?

– Даже не сомневайтесь, Михаил Иванович, всё будет исполнено в точности…

– Ах, Владимир Николаевич, я вообще не колебался, когда был поручиком, а теперь вот делаю это постоянно. Например, я совсем не уверен, надо ли вам немедленно отправляться в дорогу или можно повременить с отъездом до Новогоднего бала?

– Змей вы искуситель, Михаил Иванович. Благодарю, мне пора.

– Ну, как знаете, голубчик, как знаете. Пойду – приготовлю для вас сопроводительное письмо, а вы спокойно заканчивайте трапезу – сегодня уж точно на ночь глядя никуда не тронетесь. Утро вечера мудренее.

Крупнейший военный теоретик Российской империи, один из ведущих военных педагогов своего времени, генерал-адъютант, а ныне киевский, подольский и волынский генерал-губернатор Драгомиров не спеша поднялся из-за стола, по-старчески шаркая ногами, вышел из столовой, плотно закрыл за собой двери, после чего распрямился, расправил плечи и уже упругим шагом профессионального военного направился к письменному столу. Не садясь в кресло, набросал несколько торопливых строк. Запечатал конверт. Подумал. Отложил перо. Расплавил на свече сургуч и приложил собственный перстень. Щелчком пальцев подозвал бесшумного, как тень, адъютанта. Вручил конверт.

– Кому доставить, знаешь. Выйдешь через чёрный ход, чтобы гости не видели, и поспешай, братец. Чтобы мухой!

Декабрь 1900-го. Лонг-Айленд

Начало строительства башни – центрального сооружения проекта «Уандерклиф» – откладывалось, наверно, уже в десятый раз. Подрядчиков пугал нестандартный проект с огромным «набалдашником» на высоте 130 футов, гарантированно делающим башню опасно неустойчивой.

Автор архитектурного проекта Стэнфорд Уайт уже откровенно грустил, исподволь предлагая амбициозному заказчику «урезать осетра», ибо знакомые строители уже закончились, а желающие создавать «грандиозу» так и не начались. Хотя шансы договориться с ними были. Подрядчики готовы были приступить к работе при условии снижения проектной высоты башни до 100 футов и уменьшении в два раза размера и веса верхней площадки. Но заказчик – «сумасшедший серб» – не уступал ни на йоту и требовал вообще невозможного. Переговоры срывались одни за другими.