— Я знаю твои сомнения, — Бланка подняла лицо к небу. С плотных облаков падали едва ощутимые кожей кристаллики снежинок. Таяли, превращались в мерзкую липкую морось. — Младшие братья всегда боготворят старших. Особенно, если они, и правда, достойны. Но подумай, что порой младшие вырастают и делают то, чего не смогли бы сделать те, на кого они когда-то равнялись. Ты сделал многое. Больше, чем все, кого я знаю. Кстати, вы заметили? Мертвых больше нет. Здесь пусто.

Город, действительно, перестал походить на погост, хотя они находились в многолюдном в прошлом районе, обрамленном сразу пятью прежде прекрасными башнями.

Перед ними высилось массивное здание с позеленевшим куполом, опиравшееся на колонны, точно горилла на руки. Некогда белые стены за сотни лет стали серыми, почти черными.

— Там? — удивился Мильвио.

— Да, — коротко, едва разжимая зубы, произнесла Бланка.

— Почти смешно, — треттинец поудобнее перехватил щит. — Не знаю, как сейчас его называют и что в нем, но в мое время здесь был дом Кама. Этого уродца создал он — от первого до последнего камня. Мелистат с Лавьендой любили сюда приезжать. Пиры мой друг Кам, несмотря на общую мрачность характера, закатывать умел. Ну что же. Значит, пришло время вернуться сюда после стольких лет.

— Почему оно не нападает? — Тэо с подозрением осматривал каменную лестницу, ведущую к зданию.

— Потому что это логово, мой друг. А некоторые звери предпочитают не бегать за едой, а поджидать ее в своей берлоге. И когда мы придем, придется сражаться с этим зверем.

Путь к зданию показался Тэо невыносимо долгим. Словно он ехал в старом цирковом фургоне через пустые осенние поля. Убранные, размокшие, терзаемые порывистым ледяным ветром. И эти поля бесконечны, они тянутся через все герцогство без конца и без края.

У дверей, вырванных из петель невероятной силой, сломанных и покрытых все той же слизью, Мильвио на несколько секунд остановился, прислушиваясь, а после сказал Бланке:

— Полагаю, сиора, приходит твое время.

Госпожа Эрбет повела плечами, будто по ее спине пробежали холодные мурашки, и сжала в ладони буро-бордовый клок, испачканный кровью.

Они вошли в логово Облака, больше не разговаривая друг с другом.

Тэо ожидал чего-то мрачного, ужасного, вроде костей и крови, но их встретила висевшая в воздухе пыль, мягко кружившая в копьях света, поскуливающий брошенным псом ветер, заблудившийся на втором этаже, и… паутина.

Толстые, угольно-черные, словно попавшие сюда из мутских джунглей, путы тяжелыми шипастыми тяжами тянулись по стенам, цеплялись за выступы и выемки в стенах, обвивали балюстраду, стремились к высокому потолку, чтобы свисать с него подобно качелям.

Это странное «шелковое» кружево, не выглядящее опасным, вызывало в Тэо единственное желание — разжечь огонь и спалить здесь все. Ему хотелось этого настолько сильно, что начал болеть позвоночник, и он ощутил, как на лбу выступает пот.

А потом он заметил ее.

Нейси сидела между двух мраморных лестниц, парой змей взбиравшихся вверх. Пружина не видел ее раньше и глядел на великую волшебницу со смесью жалости и отвращения.

Золотые кудри выцвели, поблекли, свалялись в один неаккуратный колтун. Запавшие глаза, мраморные шарики, смотрели прямо на Тэо и не видели его. Рот приоткрыт, ставшие розовыми зубы оскалены. Бледно-желтая кожа обтянула череп так, что лопнула слева, обнажая сахарно-белую скулу и височную кость.

Если в этой женщине и было раньше нечто прекрасное, то теперь осталась лишь жалкая нагая оболочка с истерзанным телом.

Ее ребра оказались вскрыты, распахнуты, точно створки моллюска, и в центре алых стенок грудной клетки зиял мрак.

Тэо моргнул и масштабы изменились. Словно пелена слетела с его глаз. Мрак оказался большим. Он деформировал бывшую великую волшебницу, гротескно растянул ее фигуру и теперь, при желании, в эту разверзнутую полость, в бездну, мог поместиться взрослый человек.

А еще он понял, что все эта паутина, занимавшая пыльный древний холл, растет из спины Нейси, и именно она является основой раскинувшегося плетения.

— Эти… веревки. Для чего они? — Пружина смотрел и думал, что видит бред какого-то умалишенного, а не реальность.

— Не веревки, сиор. Присмотрись, — Мильвио мягко шел вдоль левой стены, постепенно приближаясь к телу.

Тэо подошел к ближайшему тяжу и понял, что черная паутина — лишь тень. Мрак. Густой плотный непроглядный дым.

— Шаутт.

— Скорее просто дыхание той стороны. Не демон. Нечто. Ее дыхание. Без личности. Без памяти. Без желаний. Без целей. Ты не видишь… А ты, незрячая сиора? Ты видишь то же, что вижу я?

— Нити. Тонкие, хрупкие, совсем прозрачные. Золотые, — хриплый шепот Бланки звучал почти гортанно. — Так красиво и так… ненадежно. Очень хочется коснуться их.

— Потому что, если дэво прав, ты часть этого. И я тоже. Перед тобой магия нашего мира. Здесь Шерон, Лавиани, Нэ и Вир, эйвы, уины, гиганты и те, кого вы знаете, как крылатых львов. Вся наша сила забирается «паутиной».

— Не только то, что ты перечислил, — госпожа Эрбет нежно перебирала пальцами по воздуху, словно играла на струнах. — Я помню вот эту. И вот эту. Их песню. Их свет. Это то, что было в Аркусе и то, что утекло из него, когда лопнул купол. Истинная, последняя магия волшебников.

— Оно мертво? — Тэо осмелился встать в двух шагах от тела Нэйси. Его тянуло к этой оболочке. Как запах мяса жареного на углях — страдающего от голода.

— Оно пьяно той силой, что ворует, — Мильвио сохранял удивительное спокойствие.

— И что же нам делать теперь? Бланка?

И в этот момент кто-то с силой толкнул Тэо в спину. Он, не ожидавший этого, все же сгруппировался, однако не удержался и упал в разверзнутую грудную клетку, слыша гневный вскрик госпожи Эрбет.

А потом все закончилось.

Навсегда.

И пришла темнота.

— Что ты наделал?! — Она сама не заметила, как выхватила кинжал, и острие буквально вжалось в морщинистую шею, а затем проткнуло ее, и темная полоска крови рассекла смуглую кожу. — Зачем?!

Рука Мильвио легла на запястье женщины, так, чтобы та не совершила поспешной ошибки.

— Оставь его. Он защищен десятью касаниями. Ты сама наградила служителей Храма этим даром.

— Не я! — оскалилась та. — И, если потребуется, я воткну в него кинжал десять раз! Зачем, Саби?!

— Милосердная вправе убить меня, и эту благость твой след примет со слезами счастья. Но ты так велела нам поступить очень давно. В миг, когда ты скажешь о золотых нитях. Мы помним твои желания и оставляем отпечатки на песке времени, дабы приблизить все, что ты ждешь.

— Чего я жду, безумный фанатик?! Чего?! — Она сама не понимала своей злости, бешенства. Потому что он поступил подло? Не предупредил ее? Ударил в спину человека, которого Бланка могла назвать другом?