Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этого все и началось.
Однажды моя половина прибежала домой крайне возбужденная, схватила мою заначку — 6387 руб. 60 коп. — и кинулась вон из квартиры. В воздухе остались обрывки фраз: «Там… в магазине… золотые яйца… дают..».
Я, Аркадий Михайлович Арканов, член СП СССР, имею одного ребенка, не женат, живу в доме, где внизу расположен магазин «Диета». Директор этого магазина регулярно звонит мне и сообщает о том, чего нет в магазине. На этот раз он не позвонил, значит, случилось что-то невероятное.
Медленно, не теряя достоинства, будто боясь расплескать ценную влагу, я пошел в магазин. Там, в отделе «Рыба», продавались золотые яйца. Первыми в очереди стояли какие-то дед и бабка. Им не терпелось поскорее купить яйца. Думаю, они тут же начнут разбивать их на счастье.
За ними стояла мышка, а за ней тянулся огромный хвост. Я пошел вдоль хвоста. Очередь выходила из магазина и тянулась по Садовому кольцу. По пути она проходила сквозь магазин «Мелодия», где я тут же купил замечательного Майлса Дэвиса, несравненного Дэйва Брубека и великолепного Каунта Бейси.
У Зала имени великого композитора П. И. Чайковского в очереди стояла моя жена. Она предложила встать с ней рядом, но я не хотел пользоваться протекцией и пошел дальше. Вдогонку неслись обрывки фраз: «Ать… уть… ить… ять..».
У Театра так называемой Сатиры в очереди стояли А. Ширвиндт, М. Державин и З. Высоковский. Они сделали вид, что не узнали меня. И не поздоровались. Я сделал вид, что узнал их, и поздоровался.
В кафе Дома литераторов, куда привела меня очередь, я взял два кофе и сел за столик. Второй кофе я взял неспроста. Я по натуре мистик и знал, что они появятся, герои моего романа — Вовец и Бориско.
Не прошло и минуты, как они сидели рядом. Мы молчали. Вернее, Вовец говорил, не переставая пить, в том числе и кофе. Бориско от кофе отказался, хотя никто ему и не предлагал. Он взял себе минералку, утверждая, что, если утром попить воды, в желудке начинает бродить. И от этого он, Бориско, получает кайф.
Следуя за очередью, я переместился в ресторан ЦДЛ и заказал Лиде цыпленка табака. Курица оказалась Рябой. По спине у меня поползли мурашки величиной с куриное яйцо. Это Лида принесла счет. Я поднялся в зрительный зал. Очередь шла через сцену. Пришлось выступать. Прочел «Бухгалтеров». Зал, благодарный мне за краткость выступления, устроил овацию. Когда овация кончилась, была осень. Я вышел на улицу. Крупные хлопья снега падали на апрельскую землю, и щедрое июльское солнце высушивало тут же осенние лужи. Начинался XXI век. Женщина, с которой я когда-то целовался по переписке, сказала, что очередь переформирована в демонстрацию по поводу окончания тысячелетия. Я пошел домой. На столе лежало золотое яйцо, сваренное женой вкрутую. Я сел на пол, вспомнил «Южное шоссе» Кортасара, взял в правую руку авторучку и написал этот рассказ левой ногой.
Подавитесь!
(М. Жванецкий)
Что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Странно, обычно эта фраза всегда проходила. Давайте я ее прочту еще раз, но помедленнее.) И что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Ну и публика!)
Конечно, у него там, за забором, нет никаких проблем. А мы здесь, стоя в очереди, должны решать, что было раньше — курица или яйцо. Раньше? Раньше все было.
У них там бабки, курки, яйки, а ты себя чувствуешь мышкой, которая стоит в очереди за Жучкой и внучкой. У них там, за забором, играет музыка, что-то запивают сырыми яйцами и решают, где нам нестись. А я считаю, что нестись нужно только тогда, когда не можешь идти медленно.
Они там, за забором, веселятся, а мы здесь видим, как оттуда летят кости табака, и хотим спросить: «А не нужны ли вам юмористы?»
Пусть не все, а только сатирики! Пусть не все, а только самые талантливые! Пусть не все, а только один. Такой небольшого роста, но сильно беспомощный. Вы догадываетесь, кто это?
Так вот, если его впустить внутрь, хорошо покормить и прислонить к теплой груди, с ним о многом уже нельзя поговорить:
— Нормально, Жванецкий?
— Отлично, Михаил!
Чушь курячья
(А. Иванов)
Дед бил-бил, не разбил.
Баба била-била, не разбила.
Мышка бежала, хвостиком махнула.
Яичко упало и разбилось.
Дед плачет, баба плачет…
Посмотрим, что тут, в сущности, случилось.
Скандал, как говорится, налицо.
А что стряслось? Всего-то лишь разбилось
Какое-то поганое яйцо.
Позвольте, но они же сами били,
Пытаясь золотишко раздолбать.
Разбив яйцо, об этом позабыли
И почему-то начали рыдать.
Курячья чушь, глупейшая идейка.
Не стоит даже говорить о том.
Бездельник дед, а бабка — прохиндейка,
А мышка — тварь, и серая притом.
Тут автор сказки будто в лужу дунул,
Сознавшись в том, что полный идиот.
Мне возразят: «Ее народ придумал».
Народ? Возможно. Но какой народ?
Десятки лет, а может, даже сотни
Мусолят эту сказку тут и там.
На кой она вообще сдалась сегодня?
Да пусть она идет ко всем курям.
И вдруг я понял, вот что получилось:
Пусть сказка бред, и пусть сюжет не нов.
Она лишь для того на свет явилась,
Чтобы на ней кормился Иванов!
Посмотрим, что тут, в сущности, случилось. Скандал, как говорится, налицо.
А что стряслось? Всего-то лишь разбилось Какое-то поганое яйцо.
Позвольте, но они же сами били, Пытаясь золотишко раздолбать. Разбив яйцо, об этом позабыли И почему-то начали рыдать.
Курячья чушь, глупейшая идейка.
Не стоит даже говорить о том.
Бездельник дед, а бабка — прохиндейка, А мышка — тварь, и серая притом.
Тут автор