Я прошла на кухню и раздраженно включила чайник.

Дожила… Вокруг меня кипят какие-то мелодраматические страсти, и мне приходится на них как-то реагировать, что-то говорить, принимать решения. Устала… Хотя, не скрою, ревность Никиты, если, конечно, это ревность, а не оскорбленное мужское самолюбие, немного мне льстит.

Тешит мое женское самолюбие.

Можно было покопаться в себе и повыяснять — какое мне дело до его ревности и почему она не оставляет меня равнодушной, но я не стала. Как говорил мне один знакомый психолог, если вы вдруг что-то раскопали в себе, быстренько закопайте обратно, иначе последствия могут стать непредсказуемыми.

Только я налила себе кофе, как зазвонил мобильный. Думая, что это опять Сашка, я схватила трубку, не посмотрев на дисплей.

— Что-то случилось?

— Ничего. Я же обещал позвонить, — услышала я голос Никиты. — Вот и звоню. Можно зайти?

— Ты уже заходил, — неожиданно меня стал разбирать смех — мелодраматические страсти набирали обороты, и я не знала, как этому противостоять, да и противостоять почему-то не очень хотелось…

— Это была репетиция. Неудачная, — объяснил Говоров.

Я подождала, не скажет ли он «извини», но он не сказал.

Я пошла в коридор и открыла дверь.

Никита стоял со смиренным лицом, с котенком за пазухой и красным пионом в руке. Точно такие же росли у подъезда на клумбе.

— Заходи, — велела я. — Если ты придешь в третий раз, возле моего дома ничего не останется — ни котят, ни цветов.

Он шагнул в коридор и поцеловал мне руку.

— Прости за истерику.

— А сейчас что?

— Раскаяние. Я был не прав.

— В чем?

— В том, что приревновал тебя к этому… — Он жестом показал рост и стать Троицкого.

— Так это была ревность?

— А ты думала, я у твоего подъезда с цветами по большой дружбе торчу?

— Я ничего не думала.

— Зря. — Он прошел в комнату и сел под оранжевый зонт. Два зеленых глаза из-под его пиджака внимательно следили за мной. — На твоем месте, ваша честь, я бы задумался, отчего у немолодого серьезного прокурора съехала крыша…

Я пожала плечами и села рядом с ним. Никита ждал, что я что-то скажу, но я молчала и радовалась, что могу позволить себе молчать легко и непринужденно, как дышать.

С Кириллом я так не могла, вдруг подумалось мне. Я всегда напрягалась — как выгляжу, интересна ли, остроумна, не скучно ли ему со мной?..

— Кто зонт подарил? — Говоров поднял глаза на оранжевый купол.

— Любовник. Олигарх, между прочим.

— Слишком красивый для олигарха. Думаю, ты купила его сама, чтобы в пасмурный день было больше света. Правда, Валенок? — спросил он у котенка.

— Почему Валенок?

— Потому что он черный и теплый.

— Я все равно его не возьму.

— А вместе со мной?

— Ты не торопишься?

Никита пожал плечами. Вздохнул.

— Наоборот, думаю — опоздал.

Я улыбнулась — такое трагическое у него было лицо.

— У меня два билета на вечерний сеанс. Пойдешь? — спросил он.

— С Валенком? — удивилась я.

— Его никто не увидит.

— Зато услышат!

— Там такой громкий звук… Только его покормить надо. У тебя молоко есть?

— Нет.

— Я так и знал. — Говоров достал из кармана маленький пакетик детского молока и открыл его.

…О чем был фильм, я не запомнила. Может быть, мелодрама, а может — триллер, хотя скорее всего боевик, потому что то и дело звучали выстрелы.

Мы целовались в полупустом зале в последнем ряду, а Валенок бродил по свободным креслам и громко орал, заглушая экранные звуки.

Такого легкомыслия и беспечности я не позволяла себе даже в юности. Но надо же когда-нибудь начинать, как говорит моя подруга Маша, а то потом будет поздно… Я не помню, про что она так говорила, но теперь мне кажется, что именно про поцелуи в последнем ряду…

Завтра возьмусь за ум, завтра. А сейчас я просто женщина — сумасбродная, чувственная, мечтающая о счастье и вечной любви…

А потом мы бежали под проливным дождем к машине Никиты.

— Зря ты не взяла зонт! — кричал он, поглубже пряча Валенка под пиджак.

— Ты не сказал, что будет такой дождь!

— Да? — Он резко остановился.

Я налетела на него и тоже остановилась.

— Да. Ты даже не предупредил, что места в последнем ряду.

— Потому что они были в пятом. Просто на сеанс никто не пришел.

— Тебе повезло.

— Тебе тоже.

Мы промокли насквозь, целуясь возле машины, под возмущенный вой сработавшей сигнализации. Такого я не могла бы себе позволить даже во сне…

— Мне нужно домой, — попыталась я хоть как-то исправить положение.

— Садись, — Никита открыл дверь. — Я тебя отвезу.

Минут пятнадцать прошло, прежде чем я поняла, что мы едем в другую сторону.

— Куда ты меня везешь?

— Домой, — ответил Говоров и как ни в чем не бывало добавил: — Ко мне.

— Тебе не кажется, что мы делаем глупости?

— Мы их уже сделали. Осталось закрепить успех.

«Мог бы сказать, что жить без меня не может», — подумала я. Впрочем, почему-то и без слов было понятно, что я нужна ему как воздух. И это не сиюминутная прихоть, а выношенная, обдуманная и даже выстраданная необходимость.

— Домой, — все же сказала я.

— Ты уверена?

— Да. Не хочу ошибаться.

Он вздохнул и развернулся в неположенном месте.

* * *

Влад замер на пороге, переводя взгляд с Натки на Асю, с Аси на Натку. В какой-то момент Натке показалось: в глазах у него мелькнул испуг — нет, даже паника… Но это было сиюминутное впечатление, потому что в следующее мгновение во взгляде Влада не осталось ничего, кроме холода и высокомерия. И непонятно, что лучше — паника или этот холод. Именно с таким леденящим взглядом выхватывают пистолет и стреляют.

Натка бросилась к Сеньке и заслонила его собой. Ася не двинулась с места.

— Что за цирк? — спросил Влад и, закрыв за собой дверь на замок, брезгливо потрогал красную шляпу на вешалке. — Чего ты мечешься, как подстреленная галка?

«Подстреленная…» — застучало в висках у Натки. Сейчас он выхватит из-за пазухи пистолет и убьет сначала Асю, потом ее, а потом Сеньку…