Тем же вечером в кафе «Пион», за тем же столиком, где накануне своей гибели сидела Алина и ее раскрашенная визави, пили кофе две женщины. Обе чувствовали себя неуютно. Стриженая брюнетка нервно поглядывала на часы, рыжая клоунесса напряженно озиралась.

Принимая у них заказ, официантка слишком пристально вглядывалась в последнюю.

– Чего она на тебя вытаращилась, Светка?

– Вид у меня такой… эксклюзивный, – нервно передернула плечами декораторша.

– Зачем звала?

– Алина Кольцова умерла, – вполголоса сообщила Светлана. – Слышала? Она позировала Артынову.

– Я знаю, – кивнула Ложникова.

– Это уже не совпадение, это – тенденция! Артынов в бешенстве.

– Ему жалко натурщицу?

– Дело не в ней. Картину украли! Кто-то забрался в мастерскую и стащил «Джоконду»!

– Да ты что? – всплеснула руками Эмилия.

– Сема звонил мне, вопил в трубку так, что я чуть не оглохла. Требовал вернуть полотно. Он же псих. Вообразил, что я решила отомстить ему и сперла картину. Окончательно съехал с катушек.

– Съедешь тут…

– А ты ему посочувствуй, – разозлилась Светлана. – Пожалей несчастного художника, которого лишили его шедевра.

– Слушай, ну… его можно понять. Он столько трудился, писал…

– Леонардо да Винчи писал Мону Лизу несколько лет, а Сема за три сеанса намалевал! – возмутилась бывшая жена. – Трудился он! Ему голые бабы белый свет застили, вот что. Он и Джоконду умудрился раздеть. Маньяк!

– Тише ты…

Официантка принесла дамам горячий шоколад и торопливо удалилась. Ее мучил вопрос, куда подевалась визитка с номером телефона красавца-брюнета. Вроде бы она сунула визитку в кармашек, а потом…

Девушку подозвали посетители, она закрутилась, забегала по залу. Но мысль о телефоне не шла у нее из головы.

– Я тебе чего сказать-то хотела, – перешла к делу Светлана. – Ты, Ложникова, гляди, не попадись к Семе на крючок.

– В смысле?

– Это, конечно, меня не касается, – замялась декораторша. – Ты только не подумай, что я ревную. Ничего такого, клянусь.

– Не крути, Светка, говори прямо.

– В общем… Сема собирается просить тебя позировать.

Ложечка для шоколада выпала из холеных пальцев Эмилии и звякнула о блюдце.

– Что-о?

– Понимаешь… – ерзала на стуле Светлана, – он, наверное, сообразил, что после Алины к нему никто не пойдет, а руки-то чешутся. Он уже раскатал губы насчет продажи «Джоконды», а ее… фьють! – стащили. Сема от своего отступать не любит. Он упертый. Будет тебя уговаривать по старой памяти, чует мое сердце.

– Почему же именно меня? – сдерживая дрожь в голосе, осведомилась бывшая натурщица. – Мало ли других, помоложе?

– Артынова вдохновляет один и тот же женский тип. Ему абы какая модель не подойдет.

Эмилия принялась за шоколад, не ощущая его вкуса. Слова Светланы зажгли ее кровь, но она не хотела в этом признаваться даже себе.

– Я не блондинка, – вздохнула она. – И стройности годы поубавили. Вряд ли Артынов захочет…

– Захочет! Захочет! Он уже намекал.

– Ах, намекал?

– То-то и оно, – перешла на шепот Светлана. – Иначе бы я к тебе с разговорами не приставала. Я… боюсь за твою жизнь.

– С каких это пор?

– Что между нами было, то быльем поросло.

– А признайся, Светка, ты ведь ревновала ко мне Артынова?

Если бы не толстый слой тонального крема, декораторша покраснела бы. Ее спас обильный макияж.

– Ревновала, – смущенно вымолвила она. – Как всякая жена ревнует мужа к его первой любви. Не конкретно к тебе, Эми. Но теперь и это прошло. С Семой что-то происходит. Я посчитала своим долгом предупредить тебя. Ты, конечно, поступай как хочешь…

– Дважды в одну и ту же реку не войдешь, – покачала головой Ложникова. – Артынов заблуждается, если надеется поймать меня снова в старый силок. Он преподал мне жестокий урок, и я его усвоила.

– Смотри. Я не могла не сказать тебе, что… в общем, ты сама все знаешь. Алина погибла не случайно… то есть, случайно, однако…

– Случайно, не случайно, – перебила Эмилия. – Мне все равно. Я Артынову позировать не стану. Пусть хоть на колени падает. И не потому, что боюсь. Я ему ничего не простила!

– Сердце не камень, – криво улыбнулась Светлана.

В кухне, где готовились к подаче заказанные блюда, стояла девушка, которая обслуживала художницу и ее элегантную приятельницу. Она отыскала-таки номер мобильного телефона журналиста и звонила ему, чтобы сообщить: та самая женщина-вамп опять сидит за тем же самым столиком, только с другой.

Журналист не отвечал…

Лавров онемел. Венера стала еще прекраснее, чем была. Гениальность Артынова теперь не вызывала у него сомнений. Он глаз не мог оторвать от Венеры, написанной художником с ныне покойной Ольги Слободянской.

– Она великолепна, – заметила Глория и повернулась к хозяину. – Я вас понимаю, Михаил.

– Правда? Алина вот не поняла. Она закатила настоящий скандал…

Лаврову казалось, что раковина, на которой стоит богиня любви, слегка покачивается на морских волнах и в пустом гулком зале веет запахом моря и весенних цветов. Сияющее тело Венеры, словно в 3D эффекте, было объемным и выступало из плоскости. Еще миг, и она задышит, зашевелится…

Он провел рукой по лицу, стряхивая наваждение. Венера обожгла его насмешливым взглядом. Что, мол, струсил?

– Я бы с ней тут на ночь не остался, – невнятно пробормотал Роман.

Кольцов завороженно застыл перед Венерой и не расслышал его реплики. В отличие от Глории.

– Тебе никто и не предлагает, – засмеялась она. – Тебя другая ждет.

Он насупился и промолчал. Не хватало еще поцапаться в присутствии хозяина дома.

– Алина была ужасно недовольна моим приобретением, – признался спортсмен. – Я надеялся, она смягчится, и мы придем к единому мнению.

Странно, но хмель его по пути к «Венере» почти выветрился. Молодого человека охватила эйфория. Неуместная – ибо он должен был бы пребывать в трауре.

– У этой картины потрясающее воздействие, – заявил Кольцов. – Кажется, можно оторваться от земли и взлететь. Высоко-высоко!..

– Падать будет больно, – осадила его Глория.

Сама она испытывала совершенно иные чувства. Венера-Ольга падала с восьмого этажа, и Глория проделала этот путь вниз вместе с ней. Ощущение не из приятных.