Лавров подумал о Светлане. Хоккеист может решиться на самосуд и навлечет беду на свою голову.

– Что ты скажешь о «Венере»?

– Потрясающая вещь, – искренне восхитилась Глория. – Артынов – гений. Она поведала мне все.

– Кто? Венера?

– Ольга Слободянская. Ее толкнули в спину, она вывалилась из окна и разбилась.

Тук-тук-тук… стучали каблучки Глории по гулкому парадному. Им вторили мягкие мужские шаги.

Консьержка, зевая, смотрела вслед жиличке, которая повела к себе любовника. С кем еще в эту пору можно проводить время? Для гостя поздновато. А молодых родственников у госпожи Голицыной нет. Только родители.

Уже в квартире Лавров уточнил, каким образом здоровая сильная барышня позволила выбросить себя из окна.

– Она сама открыла настежь створку и перегнулась вниз.

– Зачем?

– Вероятно, разглядывала что-то под окном. Убийца сделал вид, будто нечаянно уронил какой-то предмет, принадлежащий хозяйке квартиры.

– Что это было? Украшение? Кошелек?

– Ты можешь составить мне конкуренцию, – улыбнулась Глория, включая чайник.

– Чтобы барышня свесилась из окна, внизу должно быть что-то весьма ценное. К примеру, сумочка, кошелек или золотое украшение. И человек, который находится рядом, должен быть Ольге знаком. Она его не опасалась, не ожидала от него подвоха. Тем более толчка в спину. Все сходится. Слободянская знала Светлану Артынову. Я выяснил.

– Холодильник пустой, никакой еды в квартире нет, – невпопад заявила Глория. – Но чаю выпить не помешает.

В шкафчике, которым давно никто не пользовался, нашлась коробка с чаем в пакетиках. Лавров сполоснул чашки и бросил в каждую по пакетику.

– Декораторша – дама ушлая, скользкая, как угорь. Не ухватишь, – вздохнул он. – Как ее остановить?

– Взять с поличным, разумеется.

– Легко сказать! Я фактически был свидетелем преступления, которое она совершила и осталась безнаказанной. Каким образом ее уличить?

– Думай, Рома. Голова у тебя светлая.

– Ага! Особенно после удара по затылку. Наступило просветление.

– Поскольку «Джоконда» похищена, Артынов срочно будет искать натурщицу. Возьми это под контроль. Не мне тебя учить. Когда работа будет завершена, просто не спускай с барышни глаз.

– Я уже с Алины не спускал. И чем кончилось?

– Сделай выводы и не повторяй ошибки.

Глория сохраняла невозмутимость, но в ее ресницах прятались смешинки.

– Ладно, – смущенно кивнул начальник охраны. – Ты права. У меня есть на примете одна женщина.

– Она без ума от тебя, неотразимый ты наш, – улыбнулась хозяйка. – И готова на все. Я угадала?

– Перестань.

Закипел чайник. Скрывая неловкость, Роман налил в чашки кипятка, который быстро окрасился в зеленоватый цвет.

За чаем хозяйка и гость обменивались колкими, раздраженными репликами. Оба были недовольны собой. Глория не могла смириться с тем, что Лавров изменил ей. Он же испытывал чувство вины и стыда. Эми дарила ему сиюминутное наслаждение, ради которого он пожертвовал отношениями с Глорией. Выходит, плоть победила душу. С другой стороны – с Глорией его связывали скорее деловые отношения, чем интимные. То, что происходило между ними, нельзя было назвать ни дружбой, ни любовью. Иногда Лаврову приходила в голову чудовищная мысль, что у Глории есть другой мужчина: покойный карлик Агафон, в доме которого она проживает. Казалось, незримый уродец тенью скользит за ней, а она и рада.

«Я ее сотрудник, подчиненный, – думал Роман, глотая безвкусный чай. – Она мой босс. И все! Надо успокоиться».

– Что ты напоследок шепнула Кольцову на ухо? – спросил он. – Мужика конкретно перекосило.

– Он усомнился в моих словах. Вот я ему и сообщила пикантную подробность.

– Какую?

– Насчет похищенной у Артынова «Джоконды».

– Тебе известно, кто ее украл?

– Известно.

– И кто же это?

– Михаил Кольцов.

Начальник охраны отодвинул от себя чашку и во все глаза уставился на Глорию.

– Да ладно…

– Кольцов внезапно потерял жену, – терпеливо объясняла она. – Он испытывает тяжелейший стресс и не контролирует себя. Узнав адрес мастерской, он отправился туда в надежде увидеть портрет Алины и забрать его. Спортсмен взламывает замок и проникает в помещение. Джоконда с лицом покойной жены поразила его в самое сердце. В оправдание Михаила могу сказать, что он действовал безотчетно, под влиянием импульса.

Лавров скептически хмыкнул.

– Находился в состоянии аффекта и не ведал, что творит? Так я и поверил.

– Сомневаться – твое право.

– Значит, это он чуть не разбил мне голову?

– А что ему оставалось делать? – пожала плечами Глория. – Фактически ты застал его на месте преступления. Скажи спасибо, что он тебя не убил.

– Премного благодарен!

Лавров вспомнил подозрительное волнение спортсмена при встрече у салона ритуальных услуг. Тот испугался, что «журналист» узнает в нем своего обидчика. Хотя это в принципе было невозможно. Роман не успел ничего рассмотреть в тот момент, ведь сразу после удара он упал ничком.

Убедившись, что «журналист» не знает, кто на него напал, Михаил успокоился.

– Покупка «Венеры» обошлась ему в кругленькую сумму, – между тем продолжала Глория. – Приобрести законным путем еще и «Джоконду» для него было накладно. Человек не справился с искушением завладеть полотном.

– Типа денег больше нет, а картину хочется.

– Не забывай, что на портрете – его погибшая жена.

– И где он прячет краденую «Джоконду»?

– В загородном доме. Когда мы были там, я ощущала ее присутствие. Думаю, Кольцов спрятал портрет где-то на первом этаже среди коробок с остатками стройматериалов. Если понадобится, скажу точнее.

– Не понадобится, – дернул подбородком Лавров. – В конце концов, это не наше дело. Никто не поручал нам раскрывать кражу.

– Согласна.

– Послушай… что такого в этой «Джоконде»? Я имею в виду картину Леонардо да Винчи. Почему она так ценится? Почему ей поклоняются? Копируют? Почему она не сходит с обложек журналов? Ей-богу, мне не понятно! Я спрашивал Рафика как художника. Тот нагородил всякой чепухи. Мол, Леонардо был гением, магистром тайного ордена и чуть ли не сверхчеловеком. В портрете Моны Лизы он, якобы, зашифровал то ли некую тайну, то ли послание к потомкам, которое еще предстоит разгадать. И прочее в том же духе. В общем, полная абракадабра. Будто бы сам Фрейд описывал двоякую улыбку Джоконды как обещание блаженства и зловещую угрозу.